Катрин снова кивнула, не произнеся ни слова, думая о Винсенте — о тех случаях, когда ему приходилось сражаться за нее. В этой его ипостаси не было ничего человеческого, он был только зверем, сильным и безгрешным, как охотящийся лев; в таком состоянии он готов был сделать все, не раздумывая и до последней капли крови, только чтобы защитить ее от врагов.
Эту сторону его натуры она тоже поняла — и не успел закончиться апрель, как она поняла, ужаснувшись, еще и то, что в ней самой заложен этот первобытный инстинкт.
Отец приходил в себя после смерти Маргарет очень медленно. Радость, которая вытеснила старые обиды, думал Винсент, чересчур быстро сменилась горечью ее утраты, и старик неделями не выходил из своей комнаты, читая или размышляя, играя партию за партией в шахматы с Винсентом, нередко не произнося ни слова, или работая глубоко в ночи над своими картами при свете свечей. Винсент понимал, что эта скорбь является залогом выздоровления, и держался на почтительной дистанции, проводя порой часы рядом с Отцом в полном молчании.
К тому времени, когда очередная выходка Мыша повлекла за собой общее собрание всей коммуны, Отец до такой степени пришел в себя, что смог председательствовать на собрании, но Винсент, сидя тихонько под лестницей, думал, что Отец выглядит гораздо старше своих лет, ссутулившийся, поседевший и усталый.
В его голосе, однако, была все та же решительная нота, когда он произнес, глядя поверх очков на стоящего перед ним обвиняемого:
— Ты нарушил наши законы, и уже далеко не в первый раз.
Мэри, стоявшая справа от Отца в сером балахоне домашней вязки, выглядела несчастной; Винслоу, стоявший слева, сложил руки на груди и нахмурил брови. Остальные члены коммуны хранили молчание, кто столпившись вверху на галерее, кто сидя на ступенях короткой лестницы, кто собравшись группами у стен. Стихло даже постоянное пение труб, потому что и Паскаль был здесь, он сидел, нахохлившись, в своей рыжей накидке, на верхней ступени лесенки, ведущей на галерею, стетоскоп болтался у него на шее, напоминая странный медальон. На чугунных ступенях лестницы под ним, между стопками книг, примостились дети: Киппер в своей налезающей на уши кепке, из-под которой выбивались темные кудряшки, Дастин, Эрик и Элли, молчаливые и робеющие, — они в первый раз присутствовали в качестве полноправных членов коммуны, даже Алекс и Дженни, самые младшие, еще без права голоса, примостились здесь же и старались все понять. Они, во всяком случае, знали, что разговор идет о Мыше, который делал для них игрушки… и что у него серьезные неприятности.
— Твои постоянные вылазки наверх представляют серьезный риск для всех нас, — укоризненно продолжал Отец, — мы снова и снова предупреждали тебя, но ты не изменил своего поведения.
Из группы людей, стоявших у стен и на уставленной книгами галерее, послышался осуждающий ропот. После вторжения в туннели Джонатана Торпа, вооруженного пистолетом, многие из них с опаской относились к любого рода контактам с Верхним миром. Его появление напомнило им, каким хрупким был их тайный мир, и это чувство сплотило их. Других беспокоило то, что их мир может исчезнуть от какого-нибудь безрассудного поступка.
— Ты можешь что-нибудь сказать в свое оправдание?
Мышь, стоя перед восьмиугольным дубовым столом Отца, удивленно обвел окружающих своим бесхитростным взглядом. «Почему все так встревожились?» — казалось, говорил этот взгляд. Винсент вздохнул про себя и покачал головой.
— Мышь, — сказал Отец, — ты все время воруешь.
— Не ворую, — довольно логично возразил Мышь, — просто беру. — Он пожал плечами: — Это просто нужный мне материал. Нуждался в нем, нашел его, взял…
— В магазине! — подчеркнул Винслоу.
— Но он только там и был, — согласился Мышь, удивленный тем, что всем надо объяснять такие очевидные вещи, а Винслоу страдальчески поднял глаза к небу. — Его там было много, — добавил Мышь, — они не хватятся. И осталось тоже много, — заключил он, гордый своей скромностью.
Голос Отца был суров:
— Это не оправдание.
— И ты еще вывел из строя систему сигнализации! — добавил Винслоу.
Мышь кивнул головой, сморщив лоб при неприятном воспоминании.
— Очень шумно, — согласился он, — Новая система. Сразу не справился. Больше не повторится.
Мэри выглядела озабоченной. Винсент догадался, что она думает о том, как Мышь провел ночь — или субботу и воскресенье — запертым в бетонном помещении в Верхнем мире вместе с отборными подонками. Винслоу, темное лицо которого стало еще темнее от забот, явно тревожился прежде всего о том, что Мышь мог разболтать Наверху про их подземный мир.
Повернувшись к Отцу, громадный кузнец раздраженно произнес:
— Он не слышит ни слова из того, что мы здесь говорим.
— Все прекрасно слышу, — запротестовал Мышь, — слишком много пустых разговоров. Все берут вещи из Верхнего мира. Для того он и существует.