Красные крылья

— А-а? Что? — дёрнулся сапог. — Да бери — ну их все к чёрту!

— Все? — вопросил Санёк, поражаясь щедрости стрелка.

— Все.

И Санёк кинулся их собирать. Ну до чего же гильзы хорошие! Новенькие, не поцарапанные, блестят!

— Где фашист? — спросил Ширяшкин у стрелка. — Может, его подбили?

— Как же! Подбили! — невесело рассмеялся стрелок. — Умирать полетел.

— Если он нас не преследует, то…

— Не отвлекайте! — сказал стрелок. — После войны поболтаем.

— Понял. Молчу. После войны, вечером. Если доживём.

Полковник вытащил свой большой клетчатый платок и принялся вытирать лицо. Со своим секретным пакетом он не расставался. Да оно и понятно — план войны!

— Ну, ты молодец. Джигит! — похвалил отец Санька. — Глазастый парень. В воздушном бою выигрывает тот, кто первым заметит противника.

— Значит, мы победили?

— Считай, что победили: уклонились от боя, сохранили живую силу и технику. Он мог с нами легко расправиться.

— Отчего не расправился?

— Я думаю, что он перепугался не меньше нашего. Ведь мы бы защищались.

— Я не перепугался.

Впрочем, он боялся, как бы лётчики не передумали и не забрали гильзы себе. И попросил их спрятать в сумку. Одну гильзу оставил и долго рассматривал. Потом спрятал за пазуху.

«БРАТЦЫ, ЭТО ГРОБ»

Итак, по-прежнему сияло солнце, и море катило свои прозрачные волны.

— Если бы мы не уклонились от маршрута, то были бы уже в Красноводске, — сказал Степан Григорьевич.

Он достал из сетки с продуктами свёрток, а в свёртке — часы со сбитого самолёта, похожие на тяжёлый металлический стакан, где на донышке чёрный циферблат. Хорошие часы, да только в кармане их не потаскаешь — весят полкило.

— Может, заблудились? — спросила мама.

Толстый полковник кинул план войны на бочку, а сам пошёл в пилотскую кабину, дверь которой оставалась открытой во всё время полёта.

Ширяшкин, конечно, не мог допустить, чтоб пакет валялся без присмотра — так решил Санёк, — и решительно двинул вперёд. Из-под деревянной пробки на бочке шли пузыри, что могло подмочить план и, возможно, повлиять на ход войны. Однако товарищ Санька по охране военных секретов не обратил на это обстоятельство ни малейшего внимания. Разинув рот, он слушал, что говорит полковник. А тот — видно было — сердился и даже кричал, раскрывая рот, полный золотых зубов.

При этом лицо его багровело и на шее надувались жилы.

Ширяшкин воротился на место и сказал отцу:

— Плохо наше дело — бензин кончается.

— Зато фонтан вашего красноречия неиссякаем, — отозвался тот. — Язык вас до хорошего не доведёт.

— Охотно верю — уже довел. Хотя мой язык меньше всего виноват в том, что через пару минут мы будем купаться. И интересно, вода сейчас тёплая или холодная? Как вы думаете? — Он поглядел на женщин. — Вы прихватили с собой купальники?

— Оставьте женщин в покое, — сказал отец строго.

— Я им просто предлагаю надеть купальники. И напоследок чего-нибудь спеть и сплясать. Помирать, так с музыкой!

— Прекратите болтовню! — рассердился отец.

— Ладно. Молчу. Штурман, видать, плохо учился в школе — в расчётах ошибся, двоешник этакой! Вот, дорогой мой, — Ширяшкин похлопал Санька по плечу, — учись в школе получше. Обещаешь учиться только на четыре и пять?

— Обещаю, — сказал Санёк единственно из легкомыслия: он понятия не имел, как трудно учиться в школе.

Ширяшкин наклонил голову и продолжал задушевным топом умудрённого опытом друга-советчика:

— Особое внимание удели арифметике. Имей в виду, что плохая учёба может привести к гибели и самолёта, и людей. Двоешник хуже фашиста. Я бы всех двоешников порол хворостиной. Ты согласен, что двоешники заслуживают хворостины?

Санёк безо всяких на то оснований решил, что будет учиться хорошо, во всяком случае двоешником не будет, и кивнул.

Степан Григорьевич поднялся и с решительным видом зашагал в пилотскую кабину. Ширяшкин проводил его взглядом.

— Куда он?

— Степан Григорьевич работал в Туркмении, — сказала мама, продолжая вышивать. — Хорошо знает эти места.

— Но внизу волны! — возразил Ширяшкин.

— Правда? — Мама поглядела в иллюминатор. — Может, он узнал, где мы, по птицам. Или облаку саранчи. Или по цвету воды… Не знаю точно.

— Интересно, можно ли узнать своё местонахождение по вкусу воды? — спросил Ширяшкин.

Отец воротился и молча сел.

— Что хорошего? — спросила мама.

— Определились, — ответил отец. — Берег близко. Только бы хватило топлива. Сперва откажет левый мотор, потому что…

Левый мотор зачихал, захлопал. Самолёт тряхнуло. Пропеллер остановился.

— Некоторое время мы протянем на правом, — сказал он.

Море внизу катило свои волны, и ярко светило солнце.

— Братцы, это гроб, — сказал Ширяшкин печально. — Прогревайте и не поминайте лихом.

— Не хороните себя раньше времени. Держитесь до конца.

Степан Григорьевич сердито поглядел на Ширяшкина и отвернулся.

— Я плавать не умею — вот в чём дело. Не сдал в своё время нормы на значок ГТО… А вы, Степаныч, — он потрепал Санька по плечу, — обязательно научитесь плавать. Вступите в пионеры и научитесь плавать. И будьте всегда готовы к труду и обороне. Даёте слово научиться плавать?