Красные валеты. Как воспитывали чемпионов

Память у Басманова… тут Кайзеру крыть нечем! При такой памяти каждый у майора на ладони. Кайзер утверждает, что память, за ничтожным исключением, свойство злых людей. Им слишком многое надо держать в памяти, поневоле это свойство расширяется до лошадиного…

Пора, пора заучивать стихи из выпускных экзаменационных билетов. Халтурю я, а уже пора, давно пора… Пытаюсь вспомнить стих за стихом поэму Маяковского «Во весь голос», я знал её наизусть:

Велели намидтипод красный флаггода труда

и дни недоеданий (…)Потомки,словарей провертье поплавки:из Летывыплывутостатки слов таких,как «проституция»,

«туберкулёз»,«блокада»…

* * *

Я проснулся, и мне показалось, что я такой большой, такой сильный. Чистый, прохладный воздух входил в мою грудь свободно и легко, переполняя тихой радостью…

В коридоре глухо позвякивал чугунный колокол в руках дневального. Вот-вот на дворе по-ослиному затрубит горн, а здесь в коридоре, ударит колокол — и тишина истает, будто её и не было. Но пока я лежу спокойный, большой и чистый всей своей юной жизнью. И сердце ровно, едва слышно отмеряет её мгновения…

* * *

А вот извлечения из сочинения Тарле о Московском пожаре:

«Пьянство уже с 1-х дней во французском войске шло невообразимое (армия мародёров. — Ю.В.)

В течение всего дня 15 сентября пожар разрастался в угрожающих размерах. Весь Китай-город, Новый Гостиный двор у самой Кремлёвской стены… охвачены пламенем, и речи не могло быть, чтобы их отстоять. Началось разграбление солдатами наполеоновской армии лавок Торговых рядов и Гостиного двора. На берегу Москвы-реки к вечеру 15 сентября загорелись хлебные ссыпки, а искрами от них был взорван брошенный русским гарнизоном накануне большой склад гранат и бомб. Загорелись Каретный ряд и очень далёкий от него Балчуг около Москворецкого моста. В некоторых частях города… было светло, как днём… Большой Старый Гостиный двор уже сгорел. Настала ночь с 15-го на 16 сентября, и всё, что до сих пор происходило, оказалось мелким и незначительным по сравнению с тем, что разыгралось в страшные ночные часы.

Ночью Наполеон проснулся от яркого света, ворвавшегося в окна. Офицеры его свиты, проснувшись в Кремле по той же причине, думали спросонок, что это уже наступил день.

Император подошёл к одному окну, к другому; он глядел в окна, выходящие на разные стороны, и всюду было одно и то же: нестерпимо яркий свет, огромные вихри пламени, улицы, превратившиеся в огненные реки, дворцы, большие дома, горящие огромными кострами. Страшная буря раздувала пожар и гнала пламя прямо на Кремль, завывание ветра было так сильно, что порой перебивало и заглушало треск рушащихся зданий и вой бушующего пламени.

В Кремле находились Наполеон со свитой и со Старой гвардией, и тут же был привезённый накануне французский артиллерийский склад. Остался в Кремле и пороховой склад, брошенный русским гарнизоном вследствие невозможности вывезти его. Другими словами, пожар Кремля грозил полной и неизбежной гибелью Наполеону, его свите, его штабу и его Старой гвардии.

А ветер всё свирепел, и направление его не менялось. Уже загорелась одна из кремлёвских башен. Нужно было уходить из Кремля, не теряя ни минуты. Наполеон, очень бледный, но уже взяв себя в руки после первого страшного волнения при внезапном пробуждении, молча смотрел в окно дворца на горящую Москву.

— Это они сами поджигают. Что за люди! Это скифы! — воскликнул он. Затем добавил: — Какая решимость! Варвары! Какое страшное зрелище! (…)

Он вышел из дворца в сопровождении свиты и Старой гвардии, но все чуть… не погибли при попытке спасения. Вице-король, Сегюр, Бертье, Мюрат шли рядом с императором. Они навсегда запомнили этот выход из Кремля.

Вот знаменитое показание графа Сегюра: «Нас осаждал океан пламени: пламя запирало перед нами все выходы из крепости и отбрасывало нас при первых наших попытках выйти. После нескольких нащупываний мы нашли между каменных стен тропинку, которая выходила на Москву-реку. Этим узким проходом Наполеону, его офицерам и гвардии удалось ускользнуть из Кремля… С каждым шагом вокруг нас возрастал рёв пламени… Мы шли по огненной земле, между двумя стенами из огня. Пронизывающий жар жёг глаза… Удушающий воздух, пепел с искрами, языки пламени жгли вдыхаемый воздух, дыханье наше становилось прерывистым, сухим, коротким, и мы уже почти задыхались от дыма…»[13]

[Итак] Император пересилился в Петровский замок.

Наполеон всё время был в самом мрачном состоянии духа.

— Это предвещает нам большие несчастья, — сказал он, глядя на развалины и дымящийся мусор, в который обратились самые богатые части города.