И не только в неожиданном исчезновении завоёванной добычи было дело. Император ясно понял, что теперь заключить мир с Александром будет ещё труднее, чем было до сих пор. Он ещё не знал тогда, что мир с Россией для него не только труден, но невозможен, и что война, которую он считал со взятием Москвы оконченной, для русского народа после гибели Москвы только ещё начинается…
Петровский дворец — Военно-воздушная академия им. Н.Е. Жуковского
Свита и части армии, которые вышли… к Петровскому дворцу, целыми часами глядели на… Москву. Это было устрашающее зрелище, говорит очевидец-француз, этот пылающий город… Казалось, это вулкан со многими кратерами…
Вот показание одного из оставшихся в Москве от 30 сентября: Опустошение и пожары продолжаются… Своевольства столь велики… Все французы ежедневно пьяны после обеда, и жители их убивают — тогда их зарывают ночью, но число сих жертв невелико…
Французы опечалены и ожесточёны, что не требуют у них мира, как Наполеон обещал при занятии Москвы, а потому разорением и грабежами думают к миру их понудить… У жителей отнимают рубашки и сапоги, мучат разными работами, не кормя. Иногда они умирают от голода и усталости…. Вот картина с натуры: по улицам валяется много мёртвых лошадей и людей; на Тверском бульваре много повешенных и расстрелянных разных людей с надписью: зажигатели Москвы (…)
[«Лористон, поезжайте в Петербург, “мне нужен мир, он мне нужен абсолютно, во что бы то ни стало, спасите только честь”».
]Царя незачем было и убеждать в том, что для него самого было давным-давно ясно. Александр понимал: ему простят, что он сидит в Петербурге, когда русская армия истребляется на Бородинском поле, ему простят гибель Смоленска, гибель Москвы, потерю пол-России, но мира с Наполеоном не простят. Настал момент решать, кому из двух потерять корону: Наполеону или Александру. Таковы были настроения царя после гибели Москвы. Они ещё усилились, когда Александр учёл, что творится вокруг. Настроения народа были несравненно более искренними и непосредственными»[14]
.Известие о Бородинском сражении и огненной гибели Москвы доставил государю в Петербург полковник Мишό.
«Печальное известие… не поколебало, однако, решимости императора Александра продолжать войну и не вступать с неприятелем в переговоры. Выслушав донесение Мишό, он обратился к нему со следующими… словами:
«Возвращайтесь в армию, скажите нашим храбрецам, объявляйте всем моим верноподданным везде, где вы проезжать будете, что если у меня не останется ни одного солдата, я встану во главе моего дорогого дворянства и моих добрых крестьян и пожертвую всеми средствами моей империи…
…я… соглашусь питаться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор моего отечества и дорогих своих подданных, жертвы которых умею ценить.
Наполеон или я, но вместе мы не можем царствовать. Я научился понимать его, он более не обманет меня»
[15].Но они ведь взрывали и поджигали Москву, её остатки, Кремль, когда уходили, точнее — бежали. Даже тогда! Долгий дождь помешал окончательному уничтожению Кремля и Москвы. Над дождём своеволие Наполеона оказалось бессильным. Самодур, врочем, сам уже был далеко, бросив армию катил на перекладных в Париж, битый и посрамлённый Кутузовым.