Читаем Креативы Старого Семёна полностью

Грустные мысли наводит порывистый ветер,

Грустно стоять одному у размытой дороги,

Кто-то по ельнику в сумерках едет и едет -

Позднее время - спешат запоздалые дроги.

Плачет звезда, холодея, над крышей сарая...

Вспомни - о родина! - праздник на этой дороге!

Шумной гурьбой под луной мы катались, играя,

Снег освещенный летел вороному под ноги.

Скачут ли свадьбы в глуши потрясенного бора,

Мчатся ли птицы, поднявшие крик над селеньем,

Льется ли чудное пение детского хора,-

О, моя жизнь! На душе не проходит волненье...

Нет, не кляну я мелькнувшую мимо удачу,

Нет, не жалею, что скоро пройдут пароходы.

Что ж я стою у размытой дороги и плачу?

Плачу о том, что прошли мои лучшие годы...

Лучший стих

Когда-то Маяковский написал стихотворение с таким названием. О том, как слушатели попросили его прочесть свое лучшее стихотворение. «Какому стиху отдать честь? Думаю, упершись в стол», вспоминал поэт.

Мне легче. Хоть я и не поэт, но лучший стих у меня есть. Сочинил его я лет двадцать пять тому назад. Дело было так.

Наш отдел готовил для министерства сводки о работе отрасли – годовые, квартальные, месячные, недельные и даже ежедневные. Чудовищное количество бумаги, заполненной цифрами. Не берусь судить, что делали в министерстве с этими сводками. Может быть, даже и читали. Всякое бывает.

Каждая страница сводок должна была кроме самих цифр содержать и какие-то заголовки, пояснения и т.д. Собственно, так и сейчас делается. Программисты знают эти термины: Title, Summary, Page Header, Group Header, ну и так далее.

А в то время у нас в ходу были другие слова, обозначавшие эти же понятия, русские. И однажды наш завлаб прибежал возбужденный: надо срочно разработать и выдать новую сводку. Собрал людей, началось обсуждение. Шли споры об оформлении страниц. Все время слышались слова: шапка, кепка, хвостовина, боковина и тому подобное.

Тут-то я и сочинил свой лучший стих. Вот он.

Земную жизнь пройдя до половины,

Запрограммировал четыре боковины.

Карен Григорян

Карена и его брата Левона я увидел впервые на Спартакиаде народов СССР, в 1967-м году. Карен играл на юношеской доске, а Левон, если не путаю, на первой взрослой. Во всяком случае, в тот день, когда я был на Спратакиаде, Левон сыграл вничью с Кересом.

Но потом Карена брата обошел, и успехи его были очень заметны.

А познакомился я с ним на полуфинале Москвы по блицу, где он меня легко и уверенно обыграл белыми.

Партия началась так:

1.d4 d5 2.c4 dc 3.Kf3 Kf6 4.e3 e6 5.C:c4 c5 6.0-0 a6 7.Фe2 b5 8.Cb3 Cb7 9.Kc3 Кbd7

10.Лd1 Фb6

Ход Фb6 я сделал с замиранием сердца. Это была моя единственная самостоятельная дебютная разработка. И то случайная. Дело в том, что лет за семь до этого, еще пионером, я сыграл так в сеансе против только что ставшего гроссмейстером Антошина. Был у меня третий разряд. И когда мы дошли до этой позиции (мои дебютные познания закончились на девятом ходу, а основным продолжением за черных тогда было 10. ... Фb8), то Антошин немного подумал и сыграл

11.а4 (потом я прочитал у Нейштадта: "На Фb6 заслуживает внимания 11.а4")

Последовало

11. ... с4 12.Сс2 b4 13.a5 Фc7 14.Ka4 b3 15.Cb1 Cb4 16.Cd2 Ф:a5

17.Ф:c4 C:f3 18.C:b4 Фg5 и черные выиграли качество.

Но после 19.Фf1 C:d1 20.Ф:d1 Антошин забрал пешку на b3, сохранил слона на диагонали а3-f8, развил инициативу и выиграл.

Потом я эту позицию долго вертел дома и нашел, что после 20. ...Фb5 черные, вроде бы, сохраняли перевес. С тех пор все мечтал кого-нибудь обыграть в этом варианте, увы, в турнирных партиях так со мной никто 11.а4 и не пошел.

Ну а Карен после моего десятого хода немного притормозил, а потом пошел h2-h3. И хотя ход этот далеко не самый сильный, я растерялся и быстро проиграл. Впрочем, думаю, что проиграл бы и после 11.а4, слишком велика была разница в силе игры.

Я заранее прошу прощения - совершенно не представляю, известен ли этот вариант сейчас, как он оценивается, где белые могут сыграть сильнее и т.д., возможно, все, что я в детстве наанализировал - полная чушь. Интересно было бы послушать специалистов.

После партии мы с Григоряном пошли покурить и я ему все рассказал про ход а4, и Карен - без доски - моментально все понял.

Вот так мы и познакомились. Ну а потом часто сталкивались в ЦШК, в "Эрмитаже", в других клубах. Он радостно ко мне подходил, заговаривал. При этом каждый раз спрашивал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное