Читаем Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны полностью

Но чаще встречалось не сочувствие, а трагическое взаимное непонимание. Например, чиновники недоумевали, когда выяснялось, что у умерших от голода рабочих при себе была крупная сумма денег[804]. Это открытие только укрепило давние националистические стереотипы – образ скаредного «узбека в халате», который скорее умрет с голоду, чем расстанется с накопленными деньгами. Среди рабочих «Уралмаша» (Уральского завода тяжелого машиностроения) бытовала шутка, что аббревиатура от его названия, УЗТМ, расшифровывается как «Узбек, здесь твоя могила». Та же проблема упоминалась в отчете, поступившем из Свердловской области. Узбеки и таджики, по словам автора отчета, не ели рыбу, копченую колбасу, грибы, квашеную капусту и блюда из этих продуктов, поэтому часто прямо в столовой продавали основное блюдо русским рабочим. Торговля обедами и хлебом приняла внушительные масштабы. Дело было не только в непривычной пище. Как объясняет историк Вера Соловьева, многие среднеазиатские крестьяне впервые получали зарплату и надеялись накопить денег для семьи, чтобы, вернувшись домой, расширить свой участок. Начальник отдела кадров Нижнетагильского химзавода выразил широко распространенные представления, бессердечно заявив, что все узбеки и таджики все равно перемрут зимой[805]. Мемуарист М. М. Ковалевский, отметив, что рабочие, отчаянно искавшие спасения, порой неосознанно ускоряли собственную гибель, дал происходившему поразительное название – «невольный геноцид». Наибольшую ярость у Ковалевского вызывал тот факт, что руководители, знавшие, как ведут себя рабочие и чем это кончится, ничего не предпринимали

[806]. На массовую смертность от голода, тесно связанную с издевательствами, спецификой пищевых привычек и надеждами на будущее, закрывали глаза; в лучшем случае эти факты приводили в замешательство, в худшем – вызывали националистическое презрение.

Рабочие из Средней Азии сталкивались не только с дурным обращением со стороны начальства, но также с агрессией и оскорблениями со стороны других рабочих. В отчете о положении рабочих из Средней Азии на угольных шахтах в Копейске Челябинской области, составленном для ЦК Коммунистической партии Киргизии в сентябре 1943 года, инспектор писал:

В прошлом году (ночью) одного нацмена на улице русские ребята избили до смерти, который был ни в чем не виновен.

Сапожник «Стройуправления» Абдукаримов днем шел в столовую, его встретили трое русских ребят и сильно избили, в это время другие русские, проходящие мимо, смеялись над ним, вместо того чтобы прекратить избиение.

10 сентября 1943 г. один рабочий-узбек ходил по базару, его двое русских избили палками, спрашивая его «кто тебе разрешил по базару ходить», он от них сбежал и этим спасся.

Об этих фактах знали прокурор и нач. шахты, но они никаких мер не принимали, знал об этом и горком партии, но никаких мер тоже не принял[807].

Летом 1943 года государство не только попыталось улучшить условия в самых проблемных местах и обеспечить рабочим привычную пищу, но и приняло отдельные меры против проявлений национализма или, как это формулировали в официальном дискурсе, антисоветских выпадов отсталых работников, не усвоивших элементарных представлений о национальном единстве народов СССР. Наиболее злостных нарушителей отдали под суд, и в назидание другим им вынесли суровые приговоры[808].

Борьба за труд

Через несколько недель после того, как немцы окружили Сталинград, Комитет праздновал небольшое личное достижение: ему удалось мобилизовать в разрушенный город и область первую группу из 750 человек, чтобы начать восстановление. Месяцы страшных бомбежек стерли город с лица земли, хотя среди дымящихся руин оставались тысячи мирных жителей[809]. Еще тысячу людей отправили отстраивать заново местный порт[810]. За весну для восстановления города приехали десятки тысяч квалифицированных и неквалифицированных рабочих, в том числе 20 000 только что мобилизованных девочек и женщин. В июне 1943 года Александра Черкасова сформировала женскую добровольческую бригаду, а вскоре к черкасовскому движению присоединились десятки тысяч девушек[811].

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Война
Война

Захар Прилепин знает о войне не понаслышке: в составе ОМОНа принимал участие в боевых действиях в Чечне, написал об этом роман «Патологии».Рассказы, вошедшие в эту книгу, – его выбор.Лев Толстой, Джек Лондон, А.Конан-Дойл, У.Фолкнер, Э.Хемингуэй, Исаак Бабель, Василь Быков, Евгений Носов, Александр Проханов…«Здесь собраны всего семнадцать рассказов, написанных в минувшие двести лет. Меня интересовала и не война даже, но прежде всего человек, поставленный перед Бездной и вглядывающийся в нее: иногда с мужеством, иногда с ужасом, иногда сквозь слезы, иногда с бешенством. И все новеллы об этом – о человеке, бездне и Боге. Ничего не поделаешь: именно война лучше всего учит пониманию, что это такое…»Захар Прилепин

Василь Быков , Всеволод Вячеславович Иванов , Всеволод Михайлович Гаршин , Евгений Иванович Носов , Захар Прилепин , Уильям Фолкнер

Проза / Проза о войне / Военная проза