Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны

Несмотря на эффективность системы массовой мобилизации в обеспечении оборонной промышленности рабочей силой и восстановлении освобожденных территорий, в освобожденных регионах Комитет все чаще сталкивался с сопротивлением директоров заводов и шахт, пренебрегавших его полномочиями и сообщавших в сельские районы, что люди для восстановительных работ нужны на местах. Те, кто бежал из городов во время немецкой оккупации, добровольно, по одиночке или небольшими группами, возвращались на шахты и заводы[822]. Представители предприятий ходили по селам и вербовали еще людей, зачастую бывших рабочих

[823]. В наркоматах тоже понимали, что Комитет при поиске рабочей силы сталкивается со все более серьезными затруднениями, поэтому стали в обход него обращаться с просьбами напрямую к наркому обороны Щаденко или в ГКО. Комитет превратился в бюрократическое препятствие к получению срочно необходимой им рабочей силы. Местные советы тоже перестали выполнять распоряжения о мобилизации. Они просили освободить их от этой процедуры, заявляя, что в их областях уже не осталось трудоспособных безработных – ни в городах, ни в деревнях. Порой Комитет, сверившись с собственными подсчетами, вынужден был идти на уступки. В марте Шверник в письме пожаловался Сталину[824]

. Комитет хотел сохранить за собой контроль над трудовыми резервами, но терял способность удовлетворять запросы промышленных наркоматов[825].

Экономика все больше напоминала огромную операционную, а Комитет – запыхавшегося врача, пытающегося по очереди оказать помощь всем пациентам-наркоматам. Многие отрасли топливной промышленности – лесная, угольная и торфяная – зависели от временно занятых в них крестьян вместе с их лошадьми и телегами. Отсутствие энергии означало бы простой на заводах. Наркомату лесной промышленности срочно требовались лесорубы, тягловый скот и телеги, но в них нуждались и колхозы. Если бы Комитет удовлетворил запросы лесной промышленности, он лишил бы колхозы людей, необходимых, чтобы обеспечить страну продовольствием. Нагрузка на колхозы уже привела к высокому проценту голодных смертей. В июле 1943 года Наркомлес запросил 3250 пеших и еще 2000 человек с телегами для перевозки деревянных колод, из которых изготавливали ложа для автоматов. Областные советы воспротивились мобилизации, так как крестьяне и их лошади были заняты на сельскохозяйственных работах. Шверник попытался найти компромисс между требованиями обеих сторон, предложив наркомату меньшее число людей, телег и лошадей ввиду ограниченного количества рабочей силы и тяглового скота. Он распорядился, чтобы вновь мобилизованные крестьяне работали в лесах три месяца «в свободное время» – слова, вероятно вызвавшие у них гневное изумление[826].

Почти все автомашины еще раньше забрали для военных нужд, и вот теперь даже самые элементарные транспортные средства – телеги и лошади – оказались объектом яростной борьбы. В январе 1943 года в Советском Союзе было более 4,2 миллиона лошадей. К декабрю Комитет забрал почти 10 % из них, главным образом для перевозки древесины[827]

. Областные ведомства, отвечающие за сельское хозяйство и заготовку продовольствия, отчаянно пытались удержать свои телеги и лошадей. Так, в сентябре 1943 года власти Карелии попросили Совнарком сократить мобилизацию возчиков и телег для нужд лесной промышленности. Во всей республике оставалось лишь около полутора тысяч лошадей, и они были необходимы для рыболовства. Комитет опять же высказал предположение, что лошади могли бы работать в лесах в «свободное время», с ноября по декабрь, когда не нужны для перевозки рыбы и оборудования[828].

Областная администрация тоже противилась нескончаемым требованиям предоставить лошадей для нужд армии. После крупных танковых сражений за Курск и Орел летом 1943 года генерал К. К. Рокоссовский забрал лошадей у местных крестьян, а в октябре запросил еще тысячу коней. Секретарь обкома партии решительно отказал: в области оставалось всего 2500 лошадей, а другого транспорта не было. К тому же Рокоссовский так и не вернул лошадей, забранных прежде, и было маловероятно, что он пригонит назад вторую партию. Комитет постановил, что Рокоссовский может взять пятьсот лошадей, но должен вернуть тех, что армия забрала раньше[829]. К сожалению, Красная армия имела обыкновение дополнять свой рацион кониной, поэтому первая партия на тот момент могла уже сгинуть в огромных железных котлах полевой кухни[830].