Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны

Как подчеркивали авторы письма, лишая ослабших рабочих питания, руководство завода только еще более истощало их, пока они окончательно не теряли трудоспособность. Попытка использовать еду как стимул для ослабших, истощенных рабочих, борющихся с хроническим и долговременным недоеданием, снижала производительность, а не повышала ее. Перед самими рабочими, пока они еще были здоровыми и крепкими, вставал трудный вопрос: потратить ли больше сил, чтобы добиться прибавки, или сэкономить энергию, но обойтись меньшим пайком? Многие в попытке стать стахановцами на практике делали шаг к дистрофии[1094]

. Тем не менее рабочие, способные добиться стахановского пайка, оказывались в лучшем положении, чем те, кто не мог или не хотел выполнять норму.

По карточкам и в столовой продукты отпускали не бесплатно, поэтому крайне низкие зарплаты тоже способствовали истощению. Некоторым молодым рабочим с низкой зарплатой, если они были не в силах выполнить норму, не хватало денег даже на то, чтобы выкупить еду в столовой. Простои из‐за перебоев с поставками или поломки оборудования тоже сокращали заработок. На авиационном заводе № 99 в Улан-Удэ (Бурято-Монгольская АССР) простои так сократили зарплату, что рабочие двух цехов – в общей сложности 148 человек – задолжали заводу 133 рубля каждый, сумму, сопоставимую с тем, сколько рабочий на авиационном предприятии в среднем зарабатывал за неделю[1095]

. Но, не говоря о том, что доход рабочих сам по себе был низким, их бюджет истощали многочисленные вычеты в пользу государства из их ежемесячного заработка. Профсоюз рабочих промышленности боеприпасов сообщил о тяжелом положении, в каком в конце 1942 года оказались молодые рабочие завода имени Орджоникидзе (завода № 78) в Челябинске, лишенные возможности обеспечить себя пропитанием. Рабочие в возрасте от тринадцати до девятнадцати составляли почти четверть штата завода. Немногочисленные рабочие, не способные выполнять норму, зарабатывали так мало, что к середине месяца оставались без средств. Однако даже те, кто перевыполнял норму, после вычетов едва наскребали деньги на столовую[1096]

. Государство ежемесячно взимало налог на плодовые деревья, подоходный налог, деньги на обязательную покупку облигаций государственного займа, обязательное пожертвование суточного заработка на помощь фронту, профсоюзные взносы, а иногда еще и деньги на лотерейные билеты, чтобы пополнить военный бюджет[1097]

. Часто рабочим приходилось возмещать предприятию затраты на защитную спецодежду и возвращать сумму всех авансов, полученных на начальном этапе работы. В сентябре 1942 года девушка-токарь на заводе боеприпасов имени Орджоникидзе заработала всего 280 рублей 58 копеек, включая выплаты за сверхурочную работу, то есть едва ли половину средней зарплаты в данной отрасли. Из этой маленькой суммы государство вычло 218 рублей: 130 рублей на компенсацию аванса, 46 рублей за услуги прачечной и небольшие суммы на уплату налогов и подписку на заем. К концу месяца у девушки осталось 62 рубля, которых не хватало на нормальное питание. Профсоюз рабочих промышленности боеприпасов, выражая возмущение по поводу сложившейся ситуации, привел несколько аналогичных примеров[1098]. Некоторым молодым рабочим, особенно недавним выпускникам школ трудовых резервов, денег не хватало даже на то, чтобы выкупить хлеб по карточкам. В письмах родным они рассказывали, что после вычетов на руках у них остается всего 20–50 рублей. Некоторые жаловались, что подолгу сидят без хлеба; другие открыто признавались, что без воровства они бы не выжили[1099].