Самые вдохновляющие сводки тех месяцев были посвящены рассказам о тех, кто предпочел погибнуть, но не сдаться. В середине ноября немцы предприняли вторую попытку наступления на Москву и оказались в 25 километрах от столицы. Однако ожесточенные бои и пронизывающий холод вскоре замедлили их продвижение. Небольшая группа солдат из противотанковой дивизии под командованием генерал-майора Ивана Панфилова, вооруженная противотанковыми ружьями, гранатами и бутылками с зажигательной смесью («коктейлями Молотова»), на подступах к Москве повредила пятнадцать немецких танков, когда сам Панфилов уже был убит. Утверждалось, что их тяжело раненный политрук, решивший сопротивляться до последнего, бросился под немецкий танк и подорвал его ручными гранатами. Немцам не удалось прорваться. О действиях панфиловцев вскоре стали рассказывать как об одном из величайших подвигов войны. Как герои были прославлены также летчик Николай Гастелло, направивший горящий самолет на немецкую танковую колонну, и юная партизанка Зоя Космодемьянская, которую немцы схватили, пытали и повесили. Все три легенды, ключевые для сложившегося позднее героического нарратива о войне, в дальнейшем расследовали, подвергли сомнению и развенчали[1173]
. Но, как отметил военный журналист и историк Александр Верт, эти широко известные подвиги представляли собой лишь отдельные примеры самопожертвования, многочисленные случаи которого «не были занесены в летопись для потомков»[1174]. Эти рассказы, изложенные сначала военным корреспондентам, а затем приукрашенные и растиражированные прессой, действовали на людей гораздо сильнее других мобилизационных призывов. Не случайно все три легенды относятся к раннему периоду войны – периоду поражений и отчаяния. Прославляя самоубийственное сопротивление, они не только вселяли мужество, но и отражали охватившее тогда многих чувство безысходности.Месть и политическое просвещение
Зимой 1941–1942 года, по мере того как Красная армия освобождала города и деревни к западу от Москвы, перед ней открывалась чудовищная картина разрушений. К солдатам, которых сопровождали журналисты, вскоре присоединились государственные служащие и партийные работники, оценивавшие ущерб. Первые отчеты НКВД о зверствах немцах Сталин получил в июле 1941 года. К 1942 году Красная армия уже начала активно собирать фотографии, свидетельства выживших, рассказы очевидцев, захватывала документы нацистов. В июле и августе 1942 года ЦК распорядился, чтобы тем же занимались и военкоры. В январе 1942 года Агитпроп учредил Еврейский антифашистский комитет (ЕАК), собиравший материалы об истреблении советских евреев. Письма комитета Сталину, содержавшие обширные документальные свидетельства, были опубликованы в газетах 24 мая 1942 года и 24 февраля 1943 года. Распространению информации способствовали и статьи в «Эйникайт», еженедельной газете на идише, издаваемой ЕАК. Однако в популярных изданиях подчеркивался сам факт массового уничтожения мирных жителей без уточнения национальности – они придерживались принципа не выделять среди убитых представителей той или иной национальности. Партийные руководители обосновывали свое решение тем, что пострадали многие народы, и желанием немцев насадить антисемитизм. В газетах и в опубликованных отчетах о массовых убийствах евреи чаще всего представали как одна из многочисленных групп – наряду с украинцами, белорусами, латышами, советскими военнопленными, – а иногда и вовсе не упоминались[1175]
.