Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны

Мобилизационные призывы государства встречали горячую поддержку у населения, но они сопровождались и новыми репрессиями против тех, кто, как считалось, представлял угрозу для советского строя. Выражения из лексикона 1937 года, такие как «враг народа», «троцкист», «вредитель», отступили на второй план, но другие, например «умение распознать врага, как бы хорошо он ни был замаскирован» или «недопустимость политической беспечности», все еще были в ходу. ЦК неоднократно предупреждал местные партийные организации о возможности диверсий, саботажа и шпионажа на оборонных предприятиях и электростанциях, на железных дорогах и прифронтовых территориях. Людей арестовывали за шпионаж и коллаборационизм; среди них был действительно виновные, но многие случаи напоминали дела, сфабрикованные в годы Большого террора по ложным обвинениям. Московские горком и обком партии разослали всем местным партийным организациям письмо, где сообщалось: «Немецкая разведка вербует шпионов и диверсантов из антисоветских элементов, в том числе из уголовников, бывших кулаков и белогвардейцев, выходцев из враждебных нам классов и политических партий, мечтающих о реставрации капитализма в СССР, а так же из числа неустойчивых местных жителей, захваченных в плен красноармейцев и командиров – трусов и предателей нашей родины»[1221]

. Некоторые предупреждения оказались небезосновательными: часть жителей оккупированных территорий, особенно бывшие кулаки, действительно сотрудничали с немцами – то же касается генерала А. А. Власова и других советских военнопленных. Но после такого потока ложных обвинений было не всегда просто отличить настоящие саботаж, коллаборационизм и шпионство от сфабрикованных государством дел.