Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны

И вот, когда летом 1944 года на Киевщине, т. е. Киев уже был освобожден… консерватория должна была реэвакуироваться. И вот мы вернулись. Мы вернулись и, разумеется, через какое-то время пошли в наш дом, в нашу квартиру. От соседей, которые здесь оставались на оккупированной территории, выяснили, что в наших трех комнатах живут какие-то люди. Следующий шаг был такой – приехал наш папа… Папа получил документы такого содержания (я не знаю – я их не читала) от своей работы, потому что его сразу приняли в Художественный фонд на работу, от консерватории, что буквально в течение одной недели нам освободили одну комнату. Но эта комната была проходная, потому что все три комнаты были друг за дружкой. Мы получили эту комнату. Эти соседи поставили свои шкафы внутренней частью к нам и проходили. Там было их много (три человека… шесть человек). Они проходили, но мы все равно были счастливы. У нас не было никаких вещей, разумеется. Нам соседи вот бывшие поставили какую-то раскладушку, какой-то там диван, кушетку какую-то дали, зеркало, веник – то, что я помню. А у какой-то соседки был наш стул и был наш самоварный столик. Вот этот самоварный столик и до сих пор есть у меня сейчас. Так я, когда зашла к ним и увидела, что я сижу на своем стуле и вижу перед собой нашу швейную машинку на самоварном столике. Я просто сказала обыкновенно, что: «Как же, тетя Нюра, вот я сижу на своем стуле…». На следующий день все это перекочевало. А другая соседка, иная, которая поставила нам какие-то нам необходимые вещи[1287]

.

Пытаясь отделить активных коллаборантов от тех, кто просто приспосабливался к оккупационному режиму, советские чиновники следовали жестким инструкциям. Тех, кого немцы заставили выполнять черную работу, – прачек, уборщиц, тех, кто принудительно трудился в специальных батальонах или на заводах, – но кто не доносил на других, не преследовали. Но тех, кто шел работать в административные или карательные органы, выдавал других, участвовал в арестах, поимке и истреблении мирных жителей, ждали арест, следствие и наказание. Нередко граница между приспособлением, коллаборационизмом и сопротивлением была зыбкой. Люди лгали на следствии, скрывали одни действия и выдвигали на первый план другие. Некоторые в разное время и сотрудничали с немцами, и боролись с ними. Например, несколько человек, дезертировавших из Красной армии, позднее ушли в партизаны. После 1943 года, когда в их ряды влились эти новые бойцы-приспособленцы, еврейские партизаны особенно остро ощутили усиление антисемитских настроений[1288]

.