Разумеется, каждый старался преподнести свое поведение в наиболее выгодном свете. Одна смелая женщина, З. Орликова, жительница только что освобожденной Рязанской области, жаловалась в возмущенном письме в ЦК: «И вот после всех этих пережитых ужасов, местные власти начинают оскорблять нас. Нас обвиняют в том, что мы дали кров немцам, как будто немцы спрашивали или нуждались в нашем разрешении, что мы не сумели уйти, как будто для этого было время, и главное за то, что пошли при немцах работать. <…> Нам говорят: надо было умереть, но работать не идти». Но Орликова была не согласна: «Расценивать факт выхода на работу при немцах, как измену родине, по-моему, нельзя!» «Ведь люди шли не сами, их принудили к этому, – восклицала она. – Ведь не могут же они питаться „святым духом“? Что же они тоже все враги? И их тоже надо всех уничтожить?»[1289]
Ее привело в негодование, что вновь сформированный райсовет многих арестовал, и несколько человек осудили и расстреляли за коллаборационизм. Среди задержанных, словно бы ненароком заметила Орликова, оказался и ее отец. Женщина, явно надеявшаяся помочь отцу, вместо этого спровоцировала проверку своих заявлений. Письмо вернули в обком партии, выяснивший, что ее отец добровольно вызвался работать в немецкой администрации, снабжал немцев едой и топливом, предоставил им помещение. Что еще хуже, он провел перепись населения и составил для гестапо списки советских и партийных активистов. Немецкие офицеры разместились в доме Орликовой; ее сестру, оказавшуюся к тому же членом партии, видели с ними повсюду. Судьба семьи дает точное представление о том, где советская власть проводила границу между приспособленчеством и коллаборационизмом: Орликову и ее сестру не арестовали, хотя последнюю исключили из партии. Их отца приговорили к тюремному заключению[1290].Карточная система и трудовая мобилизация
По мере того как партия и советы восстанавливали местные организации, Наркомторг расширял сеть продовольственного снабжения и карточную систему, чтобы она охватывала всех городских жителей, сельских наемных рабочих и людей, недавно мобилизованных для работы на освобожденных территориях. В августе 1943 года Совнарком и ЦК дали Наркомату торговли распоряжение пересчитать и зарегистрировать население, запросить нужное количество продуктов из центральных запасов, раздать продовольственные карточки и организовать столовые[1291]
. В 1943–1944 годах государство внесло в списки на получение хлебных карточек не менее 12 221 000 человек[1292]. В Киеве, как и во многих освобожденных городах, не было ни электричества, ни водоснабжения, что затрудняло возобновление работы хлебозаводов. Хотя людям вскоре выдали продовольственные карточки, в поставках хлеба случались регулярные перебои, и его крайне не хватало[1293].Профсоюз работников общественного питания играл важную роль в восстановлении системы столовых. Его члены расчистили немногие уцелевшие здания от огромных куч мусора и нечистот и открыли в них общественные и заводские столовые. Одной из первых зимой 1941–1942 года освободили Калининскую область. Поскольку город находился в оккупации более двух месяцев, магазины и столовые были разрушены. После освобождения города 16 декабря 1941 года членам профсоюза удалось открыть несколько новых столовых, а к 1 января 1942 года их работало уже пятнадцать. Вскоре столовых насчитывалось уже семьдесят четыре. Председатель профсоюза работников общественного питания вспоминал, как для восстановления столовых использовали спасенное из-под завалов оборудование:
Нужно сказать, что восстановительный период был чрезвычайно трудным и напряженным. Когда мы пришли в город, у нас не было света, у нас совершенно не было транспорта, абсолютно не было топлива. Работникам общественного питания приходилось на себе, на саночках возить из леса топливо. Пришлось почти всю зиму возить воду на саночках, ибо канализация совершенно не работала[1294]
.