Среди нового потока мобилизованных рабочих, особенно на освобожденных территориях, оказалось много женщин с детьми, составлявших одну из немногих еще не задействованных здоровых групп населения. Женщин с детьми от четырех до восьми лет освобождали от мобилизации, если предприятие, куда их отправили, не могло обеспечить уход и присмотр за детьми. Но поскольку коммуникация была налажена слабо, матерей с маленькими детьми все равно часто мобилизовали на предприятия, куда они долго добирались на поезде, но где не оказывалось никаких условий для ухода за ребенком. Измученных дорогой женщин, везших с собой еще и детей, отправляли домой. Но даже этот предлог для освобождения вскоре перестал действовать. В апреле 1945 года, незадолго до капитуляции Германии, Комитет издал новые правила, согласно которым освобождение оставалось в силе только два месяца, после чего матерей снова могли мобилизовать. Женщины с детьми младше четырех лет тоже освобождались от мобилизации, но члены Комитета уже приценивались даже к этой категории как к потенциальным трудовым резервам. Один из них отметил, что они – наиболее здоровая и активная, к тому же крупнейшая часть неработающего населения. Впрочем, руководители предприятий без энтузиазма восприняли идею взять на работу женщин с совсем маленькими детьми, заявив, что не смогут обеспечить работницам нормальные условия[1312]
. В апреле 1945 года государство стало строже относиться к освобождению от работы иждивенцев, обязав районные и городские бюро Комитета проверять, чтобы каждый, кто получает иждивенческую карточку, получал бы также официальное освобождение от мобилизации по медицинским или иным причинам. Без освобождения им теперь не полагалось выдавать продовольственную карточку[1313]. Война близилась к концу, и государство в яростной спешке неразборчиво применяло политику кнута и пряника – улучшало условия, лишало продовольственных карточек, мобилизовало матерей с маленькими детьми и иждивенцев, – прибегая ко всем мыслимым административным мерам, чтобы воспрепятствовать уклонению от мобилизации, найти рабочих и поддерживать производство.Трудовая мобилизация и вооруженное сопротивление
К 1945 году все области и республики страны пытались выполнить план по трудовой мобилизации. Особенно трудным для областных бюро оказался последний квартал 1944 года, особенно на освобожденных территориях. Некоторые начальники бюро уже не верили в реалистичность поставленных задач: трудоспособного населения не осталось. Руководитель ровенского бюро расстроенно объяснял: «Несмотря на наличие резерва рабочей силы в области, мы не можем обеспечить даже своих, внутриобластных потребностей. В результате разрушения немецкими оккупантами хозяйства области восстанавливаются медленно из‐за отсутствия рабочей силы и даже восстановленные предприятия из‐за отсутствия рабочей силы работают не на полную мощность»[1314]
. Когда военкомату поручили провести мобилизацию для отправки людей на фронт, пришлось забирать рабочих с предприятий. Начальник бюро в Днепропетровске заметил, что мобилизовать людей для работы в промышленности почти невозможно из‐за острой нехватки рабочих рук в сельском хозяйстве: «Брать некого. Контингент исчерпан»[1315]. Короче говоря, все уже где-то работали.Тех, кто занимался мобилизацией на местах, обязывали во что бы то ни стало выполнять поставленные задачи, поэтому они забирали людей даже без официальных повесток, включая тех, кто был освобожден, например подростков младше четырнадцати лет и женщин с маленькими детьми. Один работник Комитета негодовал, что местные советы освобождали от мобилизации родственников ответработников, зато забирали всех стариков и женщин с детьми. В Ростовской области четырех колхозниц, чьи мужья были на фронте, с маленькими детьми отправили работать на завод в Таганроге – за 80 километров к западу. Женщины написали письмо Михаилу Калинину, номинальному главе правительства, прося его о помощи:
Дорогой товарищ Калинин М. И.