Крик

Я вышла из дома. Прошлась по прогону между домами. Уже во многих домах товарищества горел свет. Слышались голоса и музыка. Я прошла по пригорку к пруду и спустилась к воде. Вышла луна и вид пруда со спокойной гладью воды, со стоящими вокруг него деревьями был удивительно красив. Наступит лето – точно со Степкой и отцом приедем сюда. Все-таки не должны отправить меня в Тишину. Ну на кой черт я там нужна?

Алина

На следующий день рано утром, часов в шесть, мы выехали в Москву. Я умышленно выехала так рано, чтобы на трассе было меньше машин. Их действительно было немного, и мы быстро добрались до дома. Профессор всю дорогу восторгался нашими местами и нашим домом, жалел, что в свое время не приобрел садового участка.

– Ведь были возможности, – говорил он. – Но вторая половина, типичная городская женщина, воспротивилась. Заявила, что я никогда не увижу ее на грядках. И сколько я ее не убеждал, что можно обойтись и без грядок или ограничиться, как вот у вас, зеленью, ни в какую. Одним словом, не убедил. А теперь вот сиди, асфальтовую пыль нюхай.

Когда добрались до нашего подъезда, отец сказал, что ставит мне за вождение твердую четверку. Поставил бы пять, но боится сглазить. Едва я разобрала вещи, как телефонный звонок. Беру трубку и слышу знакомый женский голос – Алина. Я вначале и не поверила.

– Ты из Лондона?

– Нет, я в Москве. Надо бы встретиться, поговорить. Сколько я уже тебя не видела? Я в гостинице. Можно здесь в ресторане посидеть. Или где еще, как хочешь, если ты, конечно, не занята.

В ресторане при гостинице мне не хотелось. А единственное приличное кафе, которое я знала – это около Гусарского. Там мы и договорились встретиться.

Я сразу догадалась, по какой причине Алина прилетела. Когда мы были в Лондоне, она мне говорила, что никогда в Россию не поедет. Уже не была пять лет и не тянет. Говорила, что у нее в России и друзей нет. Все с кем близко знакома, живут на Западе, некоторые в Австралии, но это тоже запад. Значит как мы с Алькой и предполагали, юганские мужики недовольные переговорами со мной, долетели до Лондона. Они же твердили, что им обещали. А терять миллионы никому не хочется, тем более бизнесменам, которые к ним привыкли. Что же она мне такого сообщит, раз Тэди послал близкого человека? Но Альке я об этой встрече ничего не сказала. Я боялась, что она по своей дерзости будет нажимать на меня, чтобы я потребовала с Тэди за прикрытие его промаха солидную компенсацию. Не по мне как-то это.

Встретились мы около кафе. Алина одета была не броско, но сразу видно, что оттуда. Украшений почти никаких. Она с любопытством оглядела меня, потом кафе. Когда мы уселись за столик, сказала, оглядывая интерьер:

– В общем, неплохо. И почему народу так мало? Не время, наверное.

– Дорого для наших граждан.

Я заказала, что обычно Алька заказывает. Алина сразу сигареты на стол и закурила. Я тоже для компании.

– Я твоих покурю, прямо оттуда. Не возражаешь? А то у нас сплошные подделки.

– Смеешься, генеральный директор. Так какие у вас здесь новости?

– Ну какие у нас могут быть новости? Допрашивают. Изымают. Проводят очные ставки, иногда арестовывают. Вот и все новости.

Она засмеялась. И смотрит на меня с нескрываемым любопытством.

– Удивительно. Я сейчас скажу тебе одну, может быть очень глупую вещь. Вот смотрю я на тебя: красивая, уверенная в себе женщина с радостной улыбкой. А ведь на фирме, как ты говоришь, обыски, допросы, аресты. Так просто и спокойно. Знаешь, несмотря на то, что я не хочу жить в России, вспоминаю ее часто. И скажу тебе прямо, не без гордости. Я теперь понимаю, почему проиграли немцы. Англичане до сих с ужасом вспоминают свое состояние, когда вермахт в сороковом году раздолбал в пух и прах их экспедиционный корпус. И они с ужасом ждали немецкий десант. До сих пор этот ужас передают из поколения в поколение. А у нас немцы стояли под Москвой, под самой Москвой. И такие вот женщины брали в руки лопаты и шли рыть окопы. Под бомбами и пулями. Спокойно и невозмутимо. Про Ленинград уже не говорю. Немцы, наверное, увидев это, пали духом, и воевали лишь потому, что их гнал железной рукой фюрер. Вот и ты сейчас: «Однако допрашивают». Так просто и спокойно.

– Ну а что тут скажешь? Мы, между прочим, продолжаем работать, подсчитывать убытки и прибыль, сдаем вовремя балансы.

– Невероятно. В Лондоне в офисе больше паники и страха чем здесь. Это я по тебе сужу, вообще великолепно выглядишь.

– Это я со страху, – она смотрит удивленно. – Страх заставляет мобилизоваться. Невольно хочешь показать, что ты ничего не боишься, что у тебя все нормально. А ты так заговорила о России, будто собираешься вернуться. Не ожидала от тебя.

– А ты думала, что мы там вообще все забыли? Иногда такая гордость прет за своих, даже на футбольных матчах. Нет, в футбол наши плохо играют. Но вот в хоккей, ты видела бы, когда проходит чемпионат мира, как в офисе реагируют на телевизор, когда матчи показывают. Это похлеще чем у вас. Но, конечно, возвращаться я не собираюсь. Ой не хочу. Ну а теперь, зачем я приехала.