Крик

– Работал-то он легально, – усмехается Лобов. – А вот на должность проник, как в тех шпионских романах – незаметно и неожиданно. И многие считают, что, в общем-то, несправедливо. Были и более весомые претенденты. К слову скажу, на мой взгляд, именно такое выдвижение на должность президента и побудило нашего хозяина решить, что и он тоже имеет право, и что и у него может получиться.

– Выходит, ирония судьбы.

– Сейчас, даже пока и не ответишь, ирония это – или рок.

– Ну, для хозяина, наверное, рок, – говорю я.

– Ничего, мы еще поборемся. – говорит Деревянченко. Самое главное все-таки суд. И я плавно перехожу к делу. Нашу задачу сейчас облегчает то обстоятельство, что Полина Ивановна к моему глубочайшему удивлению и уважению, владеет всеми материалами дела. Скажу без преувеличения, я впервые сталкиваюсь с таким феноменом. Чтобы один из моих заказчиков, имел, как мы говорим, досье, полнее, чем у многих адвокатов! Гораздо полнее. Причем если у них, как правило, только один клиент, то у нее все фигуранты дела. Поэтому скажу коротко. И без обычной в работе с клиентами лапши на уши. Дело очень и очень непростое, но, тем не менее, не безнадежное.

– Что они там собрали против хозяина, как ты сам видишь мы знаем, – говорю я. – Давай сразу к теме – что можно сделать, чтобы, как вы говорите, развалить дело.

– Самое интересное, – говорит Деревянченко, – в хозяйственных делах, что там многое зависит именно от точки зрения суда на те документы, которые имеются в деле. Скажу без всякой иронии. При тех документах, которые имеются в деле, можно выносить оправдательный приговор. Без всякой иронии. Вот ты, Полина Ивановна, как главный бухгалтер, все отлично понимаешь. Может лучше меня. По документам хозяин к тем хищениям, которые были вскрыты, имеет какое-либо отношение?

– Не имеет. К нам и претензий со стороны налоговых, а там работают знающие люди, не было.

– Вот-вот. Так что же дает следствию основание выдвигать претензии, что это – кража?

– Структура нашей НК и порядок принятия решений.

– Совершенно верно. Возникает вопрос. Какие к защите могут быть претензии, если сама структура указывает на возможность хищений.

– Мы теперь это понимаем Петр Данилович. Мы это все отлично понимаем, – говорит Лобов. – Даже признаем, что в начале процесса были резки к тебе, в частности я. Но сейчас клиент хочет положительного результата.

– И клиент всегда прав, – усмехается Деревянченко. – Я тоже это понимаю. Поэтому я и был против всяких соплей в отношении генеральных директоров. Потому что это наша самая реальная возможность развалить дело. Повторяю – самая реальная. И у нас частично это получилось. Макаровский дал нужные показания, потом Перелезин, Паршина. И вдруг обвал. Я считаю, что все это из-за этой чертовки Астаховой. Именно она до всего докопалась, и, я думаю, именно она повлияла на всех остальных генеральных. Я сужу совершенно реально, с уважением к ее способностям. Она общается на факультете, она ведь на вечернем, с операми, со следователями, с помощниками судей, с которыми она учится. Сама очень даже хорошо соображает. Я ее даже уважаю за это. Но она нам враг, и она очевидное препятствие в решении вопроса. Жаль, мы это вовремя не распознали. Я совершенно уверен, что это она надоумила Корневу сбежать в Москву. И из-за нее, а вернее к ней сбежал Вега. Она красивая женщина, и этот идальго потерял голову. Они же тут чуть ли не за ручку ходили.

– Знаешь, тут было все чисто, – возмутилась я. – У меня сведения точные. Вон, Олег подтвердит. Да и что ему стоило сделать ей предложение здесь, и она бы осталась.

– Так ведь не сделал, – возбужденно говорит Деревянченко. – А она хитрая, чертовка. Я же говорю, она очень сообразительная. Она тут его держала на расстоянии, умышленно причем. А когда умчалась, и он понял, что не увидит ее, возможно никогда, воспылал. Он же испанец, наконец. А у них желание иногда сильнее смерти.

– Ну ты прямо романтик Петр Данилович. «Юнона и Авось» выходит, что ли?

– Я мало во что верю. Но кое-что все-таки видел.

– Что ты скажешь? – обратилась я к Лобову.

– Скажу, что всякое бывает, – ответил тот хмурясь.

– Ну ладно, в чем-то ты прав, – говорю я. – Но ведь все началось с твоего Шныря. Когда на его глупость Вероника так бурно возмутилась, И тоже начала думать и соображать, хотя и не юрист.

– Шнырь дурак, – вздохнул Деревянченко. – Но все-таки все началось с Астаховой.

– Но и ее можно понять. И других. Она не хочет сидеть в Матросской Тишине. Они как увидели, что взяли Макаровского, а затем и других генеральных, так стали думать. Следствие очень неплохо рассчитало этот удар. Смотрите и думайте, уважаемые генеральные.

– А я разве не понимаю, что это ее право защищаться. Я же говорю, я ее уважаю. Вот она заканчивает в этом году последний курс. Так я ее сразу же, без практики взял бы в бюро. Но на войне, как на войне. Иначе не будет результата.

Все вдруг как-то притихли и замолчали. Деревянченко с удивлением посмотрел на нас и говорит: