Крик

– Собственно нам и нужны он, ты да я. С Падалкой говорили, и он сказал, что его участие в обсуждении вопросов защиты вместе с Деревянченко нежелательно. Тот ему потом все сообщит. А мне, пока мы одни, хотелось поговорить. Ведь у тебя на руках все материалы. Молодец ты, Полина Ивановна. Очень даже профессионально. Почти как адвокат.

– Больше чем адвокат. Я еще ведь знаю то, о чем адвокаты, да и следствие и не догадываются.

Лобов засмеялся.

– Ну и как наши дела?

– Хреновы наши дела, если говорить о деле хозяина. Они ведь его с генеральными разделили. Хотя хозяин лично ничего не подписывал, у них есть схема нашей НК, структура наших подразделений, показания генеральных директоров, руководителей и работников подразделений, работников ЦБК, откуда можно сделать вывод, они его и делают, что НК это единая компания строгой подчиненности, эффективно руководимая хозяином. Официальные средства на счетах фирм, а прибыль уходила в офшор, на солнечный Кипр, на фирму Перелезина, который ее и обналичивал.

– Перелезин как там?

– Перелезин держится. Макаровский держится. А вот Вега нас крупно огорчил. С какой стати он вернулся в Россию? Ведь многое теряет. Никогда не думала, что из-за женщины кто-то в нашем мире еще способен совершать такие рискованнее глупости. Он очень многое теряет.

– У тебя были на этот счет какие-либо подозрения?

– Не поверишь. Никаких. Ну гуляли они здесь. В кафе ходили. Вот и все. Здесь ведь все под серьезным колпаком. У него, кстати, как со следствием?

– Обвинение ему предъявили, как Макаровскому и Перелезину. Но мера пресечения – подписка о невыезде с неопределенного места жительства. У тебя есть сведения, где его содержат?

– Никаких. Охраняют его добросовестно и профессионально. Наверное, ФСК. Но раз предъявили обвинение, в суд его направят, как и остальных.

– Должны, конечно. А как там далее – видно будет.

– Ну, и какие у нас надежды? Только трезво.

– Если девочки откажутся от своих показаний, глядишь и Вега – за ними. Судя по всему, он ради Алевтины на все готов. Тогда надежда появляется. Так сказал Деревянченко. Да я и сама вижу.

– Я откровенно говоря удивляюсь, как это девочки сумели додуматься до этой самой концепции защиты.

– Начнешь думать, когда петля на шее. И скамеечку из-под ног в любой момент выбьют.

– Да ты, я вижу, сочувствуешь им?

– А у меня что, сердца что ли нет? Я с ними несколько лет работала. У них дети, семьи. Сами на загляденье. И при этом исключительная порядочность. Ты же лучше меня это знаешь, как руководитель безопасности.

Лобов нахмурился и говорит так примиряюще:

– Знаю, знаю. Это я так.

Я смотрю на него, а у самой на языке так и вертится вопрос по поводу Вероники. Но вслух я все-таки говорю:

– Да и ты что-то работаешь без былого энтузиазма и дерзости. Нет, ты все делаешь правильно, но как-то без вдохновения. Неужто укатали сивку эти самые горки?

– Взрослеем. Некоторые взгляды приходится пересматривать.

– Тут ты прав. Знаешь, поделюсь с тобой, Олег, своими наблюдениями над нашими людьми, переменами которые в них происходят в последнее время, да и над собой тоже.

Наш человек, добившийся финансовой независимости, вдруг обнаруживает через энное время, что жить в таком состоянии скучно и неинтересно.

Мы, бывшие советские, привыкли жить от зарплаты до зарплаты, даже когда она была очень хорошая. Но все равно, она была нам необходима и мы были заинтересованы, чтобы она росла. И что бы там не говорили о любви к делу, работали и за это. Ну и еще интересы страны. Как не усмехались, а мы ими жили.

Сейчас многие русские здесь, в Лондоне, имеют, назовем это так, достаточный финансовый задел, надежно вложенный во что-то. И они оказались в состоянии, когда они независимы от денег. Когда их достаточно – перестаешь их замечать.

И вдруг мы обнаруживаем, что жить в таком состоянии скучно и неинтересно. Если нет каких-либо особых влечений. А у большинства из нас их нет. А Англия для нас чужая страна.

– Пожалуй, я с тобой соглашусь. И я наблюдаю очень похожие картины.

– На то ты и безопасность, чтобы смотреть.

Лобов засмеялся, покачивая головой.

– А ты наблюдательная, Полина Ивановна. Как ты бросилась грудью вперед, когда я с Корневой Вероникой решил поговорить. Между прочим, интересы службы, не более.

– Я так и поняла.

– У меня сейчас забот достаточно. Дело уголовное висит на мне. Ты же в курсе. Последствий, связанных с осуждением, я не боюсь. Никто, никогда меня не выдаст. Но осадок, конечно, остается, даже здесь на Западе. Кстати у тебя какие-нибудь новости по делу Дятлова имеются?

– Никаких. Дятлов молчит. Это точно. Иначе у хозяина были бы уже серьезные изменения. С этого дела сведения просачиваются очень скудно. Они и адвокатов и свидетелей предупредили так, как они это могут. И практически никакой утечки.

– Кстати, а ты с девочками сейчас об их позиции не говорила?