Кристальный пик

Мы с Солярисом переглянулись и одновременно вздохнули, так же одновременно признавая, что наш покой, судя по всему, окончен. Протерев салфеткой рот, Сол поднялся из-за стола первым, отодвинул для меня стул и подал руку, спустившись с помоста. Хирдманы и филиды, предсказывающие им новые ратные подвиги и несметные богатства, тут же расступились перед нами. Расступилась и вереница слуг, носящая туда-сюда тарелки из бадстовы и обратно. Больше всего тарелок этих, как и ожидалось, копилось в самом конце зала. Там же стояли бочки с соленьями, опустошенные до дна, — даже рассола не осталось, — и валялись косточки с непрожёванными зелеными стеблями да кожурой.

— Огурец! Картошка! — восклицал Кочевник, называя по очереди каждый фрукт или овощ, который с хрустом запихивал себе в рот. Из-за этого его слова становились все более скомканными и неразборчивыми, пока окончательно не сошли на невнятное мычание: — Лук! Тыква! Свекла! Яблок-хо! Груш-хша! Пом-р-пр!

Солярис придержал меня за рукав платья в десяти шагах от его отдельного стола, будто боялся, что он и нас съест, если приблизимся. Весь измазанный в красно-желтом соке, точно в новом боевом раскрасе, Кочевник выглядел поистине устрашающе. Даже его бинты под шеей пошли пятнами, точно шов на грудине опять открылся. От этого Мелихор, приставленная к Кочевнику заместо весталки, не знала, за что хвататься: не то гобеленные салфетки подавать, не то новые яства. Последние Кочевник сметал без разбора, практически не жуя, но сколько бы не ел отныне, все равно исцелялся, как самый обычный человек, а не берсерк. Потому выглядел при этом так же скверно, как месяц тому назад, когда только очнулся в полевом лагере после ранения: под глазами — фиолетовые синяки, а на голых плечах — кровоподтеки и гематомы, оставленные той силой, с которой Селен проткнул ему сердце. Не я одна теперь ходила со шрамами на нем.

«Я пообещал не вкушать растительную пищу до тех пор, пока вражеское копьё не пронзит моё сердце» — сказал Кочевник однажды, когда бахвалился своим гейсом в темнице. Оказывается, боги понимали гейсы буквально — и буквально же их исполняли.

— Еще тыквы принеси, девка! Я почетный гость здесь между прочим. Не просто так за отдельным столом сижу, — гаркнул Кочевник в бадстову, но, завидев нас, поутих и приосанился. — Вон, даже драгоценная госпожа лично снизошла!

— К такому-то герою и не снизойти, — цокнула языком я, тактично умолчав о том, что за стол отдельный мы его посадили не почета ради, а чтобы он гостей других не распугал. — Постой, где же твои любимые свиные рульки? Ты что, правда теперь лишь овощами с фруктами питаешься? Не вредно ли?

— Уж точно не вреднее, чем одно лишь мясо жрать. — пробормотал Солярис мне на ухо. — Как представлю такую жизнь, так вздрогну.

— Нормальная у меня жизнь была! Свиные рульки святы, — огрызнулся Кочевник, но вежливо подвинулся на скамье, освобождая для нас двоих место. Даже подал чистые кубки и разлил медовуху из своего кувшина. — Я ненавидел овощи, потому что Медвежий Страж их ненавидит. Мне было семь, когда я ел тыкву в последний раз. Тогда я и не знал, что она такая вкусная, если с козьим сыром да травами ее запечь! Удаль десяти медведей и божественная цельба, конечно, хороши, но овощи, оказывается, куда лучше. Особенно те, что солененькие! Вот наемся их до отвала и, может, тогда снова Стражу клятву понесу...

— Я, конечно, не знаток божественных провидений, но что-то подсказывает мне, что это работает не так... — заметил Солярис осторожно, садясь за стол тоже, на что Мелихор стукнула его кулаком в живот, — крошечным, но крепким, заставившим того согнуться пополам, — и пододвинула к Кочевнику новую корзину, только-только вынесенную с кухни. На этот раз в ней лежала отварная кукуруза.

— Кушай, Кай, кушай! Тебе надо выздоравливать, крепчать. А то Тесея в Хардвике ждет, будет волноваться, если не прибудешь за ней к сроку. Налить еще меда? Или пива принести? Может, хватит овощей, лучше ягод или сластей каких?

Мелихор придвинулась к Кочевнику вплотную. Все эти дни она заботилась о нем похлеще всех служанок, урчала и не отходила ни на шаг. Плакала она, впрочем, тоже больше, чем кто-либо, пока Кочевник стенал и обливался потом в лихорадке, и дыра в его груди заживала еле-еле, оставляя страшный шанс, что оправиться он уже не сможет. Сама-то Мелихор оправилась быстро, уже через два рассекала керидвенское небо, как дозорный, а затем сама вызвалась отнести Кочевника к Тесее в Хардвик, когда та с вороном прислала весть, что мир сида вернул ее в мир родной, прямиком домой в деревню, где они росли и жили.

Завидев, как мы с Солом снова переглядываемся, топя улыбки в меде, Кочевник заворчал, отсел от Мелихор в сторону, и по щекам его потек румянец, точно свежие брызги овощного сока.