Кристальный пик

Привыкший терпеть боль физическую, Сол всегда терпел и боль душевную. Считал ее незначительной, пустяковой, ведь раз на драконах заживают даже раны от меча, то заживут и эти. Но Солярис ошибался — такие раны загнаиваются гораздо легче, чем любые прочие. За восемнадцать лет, что мы провели вместе, я так и не сумела объяснить ему это. Но, как оказалось, многое не сумела понять и сама. Например, то, что Солярис зачастую и впрямь не испытывает боли там, где ее испытал бы любой другой. Или что он никогда не ревнует — он защищает свое. Ведь Солярис дракон, а не человек, потому и злится по-драконьи — тронешь сокровища и будешь мертв, ведь это вор виноват, что посягнул на них, а не золото, которое блестит.

Солярис медленно приблизился, и я сама не заметила, как попятилась под его напором и прижалась спиной к стволу багряно-зеленого клена. Лишь когда агатовые когти подцепили мое лицо за подбородок, поднимая вверх, я убедилась, что все это время мы и впрямь говорили о совершенно разных вещах.

— Я злюсь, но вовсе не на тебя, рыбья ты кость. Я злюсь на то, что эта погань посмела меня повторить! Меня! Я Солярис, рожденный в Рок Солнца, жемчужный дракон и королевский зверь. А оно решило, что способно заменить меня? Стать мной? До чего самонадеянно! Уверен, ты бы легко раскусила его истинную подлую натуру в два счета, если бы не хмель и не темнота. То ведь всего лишь пустоцвет. Интересно, чей лик он примет, когда я разорву его на части и сожгу дотла.

Вокруг резко потеплело: жар тела Соляриса согревал снаружи, а жар его слов — изнутри. Острые когти переставали быть такими уж острыми, когда касались меня. Сол бережно перебрал ими мои косы, а затем притянул к себе за затылок, и уютное урчание, похожее на кошачье, завибрировало в его груди. Несколько минут мы просто стояли так, обнявшись под листвой рубиновых деревьев, и мои руки, покоящиеся вместе с головой у него под шеей, наконец-то перестали мелко дрожать, как дрожали с той самой минуты, как был уничтожен летний Эсбат.

— Он коснулся тебя, драгоценную госпожу, без твоего разрешения, — прошептал Солярис мне на ухо, и его дыхание, как сладкий мёд, заставило меня повернуться и потянуться навстречу от жажды. — За это я убью его, а не из зависти.

— Оно только у тебя есть, — напомнила я. — Мое разрешение. Воспользуйся им. Пожалуйста.

Должно быть, я звучала жалко, умоляя Сола поцеловать меня, потому что он впервые не колебался ни секунды. Длинные белоснежные ресницы защекотали мне щеки, когтистые пальцы спустились на бедра, а рот прижался к моему рту. И хотя целовал меня Сол также, как и всегда, — мягкие губы, острые зубы, едва осмеливающийся касаться язык, — что-то изменилось. Отчего-то мне показалось, что Сол не только злится, но и боится тоже — не за себя, а за меня. За то, что может произойти, если это нечто снова посягнет на меня, подберется так близко, а никто и не заметит. Мы оба знали, что рано или поздно это произойдет, ведь Совиный Принц нас предупреждал. Ведь это свойство всякого зла —

возвращаться.

— Ой, как неловко-то!

Обычно Солярис отскакивал от меня, стоило кому-то застать нас вместе, но сейчас же прижался лишь теснее и, отодвинув назад рукой, загородил собою. Губы его горели, пульсировали красным цветом от поцелуев, похожие на те самые маки на белом мраморе окаменевшего лица. Нам обоим, случайно потерявшемся друг в друге, потребовалась почти минута, чтобы прийти в себя и признать в неказистой тени у реки женщину, а в женщине — старую знакомую вёльву.

— Хагалаз! — выдохнула я с невероятным облегчением. Нашлась!

— Милые бранятся — только тешатся, да? — ощерилась она, продолжая наполнять плетеную корзинку корнеплодами и древесными грибами, которые отковыривала со стволов деревьев прямо ногтями. Под теми, длинными и закрученными, уже забились кора и грязь. — До чего отрадно видеть молодых, когда они воркуют! Прямо сердце радуется! А уж когда союз такой красивый, необычный... Дракон и человек. Хорошая из вас сказка получится, добрая, поучительная. Вы никак на свадьбу пригласить меня пришли, а? Или стряслось что? Просто так ведь обо мне и не вспомните!