Становятся осязаемы различные фазы глобального движения, и все они обладают ясными политическими, художественными и эстетическими качествами. К концу 1990-х постмодернистское «время без движений» подошло к концу. Начинает нарастать недовольство неолиберализмом, глобальным потеплением, эксплуатацией труда и огромным количеством других сходных проблем. Выросло в масштабе гибридное движение, по ошибке заклейменное «антиглобалистским», которое в этот раз было экипировано сетями и аргументами, подкрепленными десятилетиями исследований. Одной из важных характеристик этого движения является его очевидная неспособность и нежелание отвечать на вопрос, который задается любому развивающемуся движению или новому поколению: что делать? Ответа не было и нет, существующему мировому порядку и доминирующей модели глобализации нет альтернативы – как стратегической, так и тактической.
Пожалуй, самый важный и облегчающий жизнь вывод в следующем: больше нет дороги назад в XX век, к покровителю в лике национального государства и ужасной трагедии «левого движения». Было хорошо вспомнить прошлое, но так же хорошо и отбросить его. Вопрос «Что делать?» не надо считать попыткой вернуться к какой-либо форме ленинизма. Вопросы стратегии, организации и демократии имеют значение во все времена. Мы не хотим завести старую политику обратно в дом через черный ход, но мы также не думаем, что этот срочный вопрос – «Что делать?» – можно опустить, просто ссылаясь на преступления ленинского варианта коммунизма, несмотря на всю историческую справедливость подобных аргументов. Когда Славой Жижек смотрит в зеркало, он может видеть Дедушку Ленина, но такое происходит не с каждым. Сегодня мы можем проснуться от кошмара в виде истории коммунизма, но при этом все равно задать вопрос: «Что делать?» Может ли этот вопрос исходить от простых людей с их множеством интересов и жизненных историй, или же единственная повестка дня утверждается календарем саммитов мировых лидеров и бизнес-элит?
И тем не менее, «движение движений» распространялось как лесной пожар. На первый взгляд оно использовало довольно традиционный медиум – массовую мобилизацию десятков тысяч на улицах Сиэтла, сотен тысяч – на улицах Генуи. Сети тактических медиа сыграли важную роль в том, чтобы это произошло. С настоящего момента и далее множественность проблем и идентичностей стала заданной реальностью. Различие остается при нас и больше не нуждается в самолегитимации через противопоставление высшим авторитетам, таким как Партия, Профсоюз или Медиа. По сравнению с предыдущими эпохами, это большой шаг вперед. Нет больше никаких центральных структур, задающих значение. Церковь была заменена никогда не заканчивающимся парадом селебрити, окутывающих нас заботой и надеждой. Множество – это не мечта или какая-то теоретическая конструкция, а реальность. Этот мир децентрализован и фрагментирован. И вот тут уже начинаются проблемы: как множества будут коммуницировать на расстоянии, на каком языке? Как они создадут общую площадку без использования традиционных посредников? Как они будут действовать на рынке микроидентичностей? И в первую очередь: когда они соберутся, как они будут дискутировать и принимать решения?
При наличии стратегии можно говорить не о противоречиях, а о совместном и взаимодополняющем существовании. Несмотря на теоретические колебания, между улицей и киберпространством нет противоречия – одно питает другое. Протесты против ВТО, неолиберальной политики ЕС и партийных договоренностей прошли прямо перед собравшейся мировой прессой. Центры Indymedia неожиданно возникают в духе паразитов мейнстримных медиа. Вместо того чтобы выпрашивать внимание, протесты происходят непосредственно на глазах у мировых медиа во время саммитов политических и бизнес-лидеров; протестующие ищут возможности для прямого столкновения. В других случаях выбираются символические места: такие пограничные регионы, как Западная/Восточная Европа, Южная Европа/Африка, США/Мексика или центры содержания беженцев в аэропортах Амстердама и Франкфурта, централизованная база данных Eurocop в Страсбурге или центр заключения беженцев Woomera в Южно-Австралийской пустыне. Вместо того чтобы просто точечно протестовать, глобальное движение за права людей добавляет к правящему режиму глобализации новый уровень глобализации снизу.
Смятение и спад после 9/11