Кривые Жуковского

«Поэт, авиаконструктор, город под Москвой… А тут улица в родном городе! Я даже не подумала, не вспомнила, не смогла предположить. Да и ты, честно говоря, Гугл, подвел, мог хотя бы намекнуть. Но Артем привез сюда, значит, он что-то понял!».

Вышли. Слева железнодорожный вокзал, суета, навязчивые таксисты. Справа улица Жуковского мимо огромного здания элеватора, под окнами старых двухэтажных домов убегала вдаль. Бежать ей было недалеко, до светофора. Прямо через дорогу чебуречная.

Артем шел к вокзалу. Полина шла рядом, и ей ужасно хотелось дергать его за рукав. Ее опыт показал, что это очень действенная мера.

Папа, пап. Полина дергала папу за рукав, потому что его голова была ближе к небу, чем к ней. Что, Полёчик? В ответ Полина протягивала руки, и он поднимал ее вверх. Теперь его лицо было близко-близко. Она рассматривала жесткие, словно проволока, волоски на его щеках, трогала их пальцем. Потом задавала вопросы. Один за другим. И сама на них отвечала. Из ответов рождались новые вопросы. Папа не перебивал, улыбался.

Они подошли к массивной двери, за которой, как гласила табличка, находились кассы. Артем потянулся к ручке, но дверь толкнули изнутри, и им пришлось посторониться. Полина воспользовалась моментом и схватила его за рукав.

«Уважаемые пассажиры, доводим до вашего сведения…»

Полина дала ей договорить, а потом сама, дрожащим голосом:

– Наверное, это что-то значит? Может, есть номер дома? Может, здесь живет кто-то, кто нам нужен? Может, не надо никуда ехать…

Артем улыбнулся.

«Он злой», – подумала Полина. Отпустила его рукав и больше ему не мешала. Не мешала войти в здание, купить два билета на субботний поезд до Москвы (купе, нижние полки), выйти, перейти дорогу, отстоять очередь из трех человек, купить два чебурека и две банки газировки.

«Уважаемые пассажиры, поезд номер…»

– Может… – снова попыталась Полина, когда они уже стояли у столика.

– Нет, – ответил Артем и откусил чебурек. Прожевал кусочек и ответил: – Это совпадение.

Полина набрала в легкие побольше воздуха, готовясь сказать ему все, что думает. Выдыхала медленно, тонкой струйкой. Откусила чебурек и подумала обо всем, что собиралась сказать.

Значит, его безумные теории со слоями, мечтами и рыжими собаками – это нормально. Там все сходится. А здесь совпадение? Как вообще все это уживается в его голове? И вообще, я когда-нибудь смогу с ним говорить как с собой?

За соседним столиком, поедая аналогичный обед, стояли женщина с дочкой. Похожие между собой, они были в цветастых куртках, с хвостиками на затылках, полные, видимо, голодные. Девочка на вид была одного с ребятами возраста, а в размерах уже догоняла свою мать. Полина с интересом рассматривала их, выглядывая из-за Артема, стоящего к дамам спиной. Он заметил ее взгляд и тоже обернулся.

Полине показалось, что нужно объяснить. Она поспешила, сделала глоток шипучки из баночки. Газировка больно ударила в нос, на глазах выступили слезы. И она сказала почти шепотом:

– Мне иногда хочется быть такой.

Артем еще раз обернулся на парочку за соседним столиком, потом уставился на Полину.

Полина пояснила:

– Чтобы иметь цель. Конкретную и понятную. Чтобы преодолевать, стремиться, мучиться и увидеть в итоге результат.

«Не размытую и абстрактную цель, каких полные карманы, – продолжила Полина уже про себя, – а такую, которую можно измерить в килограммах и сантиметрах. Всю дорогу до которой можно расписать на бумаге, и там будут цифры, даты, списки запрещенных продуктов».

Полине хотелось четкости и понятности. Например, фотографию – Полина «до», Полина «после». Если на одной фотографии она толстая и безобразная, а на другой стройная и красивая, здесь все понятно. Здесь стояла конкретная цель, была приложена масса усилий, и в итоге все получилось.

«А когда ты просто хочешь быть счастливой? – думала Полина. – Что ты можешь предъявить? Какая тут может быть наглядность?».

Артем еще раз мельком взглянул на соседний столик. Потом дожевал свой чебурек и сказал, вытирая салфеткой пальцы:

– Тогда попробуй поумнеть.

Полина положила свой недоеденный чебурек и тоже взяла салфетку.

***

Они погасили свет в своем купе. Оставили гореть лишь продолговатый светильничек в пластиковом плафоне над кроватью Артема. Он освещал лишь угол купе, да и освещал так, что книги не почитаешь. Шторки задвигать не стали, ночь сама замазала снаружи стекло черным.

В этом полумраке Полина казалась себе похожей на маму. Находила в себе тонкость ее рук, плавность движений, загадочность скул. А Артем оставался прежним – был широк в плечах и смотрел исподлобья. Они сидели на одной кровати, прижавшись спинами к стене. Говорили тихо. Но не из заботы о чужом сне. Будить им было некого. У их поезда даже не было машиниста.

– Значит, ты жил в Жуковском?

– Я много где жил. Но родители в итоге выбрали юг.