Ближе всех по этим критериям к статусу «вассала» приближается Ворошилов: познакомившись со Сталиным в 1918 году в Царицыне, он был избран в Оргбюро ЦК[69]
в 1924-м, заменил Троцкого на посту наркомвоенмора (тогдашнее название наркома обороны) в 1925-м, а в 1926-м вошел в состав Политбюро.Куйбышев
, ставший впоследствии главным организаторам «сверхиндустриализации», также подходит под определение «вассала». Он познакомился со Сталиным в 1922 году, будучи избран (вместе с ним и Молотовым) одним из трех секретарей ЦК, а в 1926-м сменил умершего Дзержинского на посту председателя ВСНХ СССР.Но уже Молотов
, которого принято считать «правой рукой» Сталина, совсем не похож на вассала: в 1917 году Сталин и Каменев сместили Молотова с поста редактора «Правды», секретарем ЦК он стал в 1921-м, а Сталин только в 1922-м, и лишь в Политбюро в 1926 году Молотов мог войти по протекции Вождя.Потенциальным вассалом Сталина выглядит скорее Рудзутак
— ближайший помощник Ленина времен «дискуссии о профсоюзах»: в 1923 году он избран в Секретариат ЦК (вместо Куйбышева), с 1924-го — нарком путей сообщения (по тем временам весьма важная должность), с 1926-го — член Политбюро (в формировании которого важную роль уже играл Сталин).Оставшиеся четыре члена Политбюро оказываются по нашей классификации самостоятельными игроками. Бухарин
— «любимчик партии», редактор «Правды» с 1918 года, никак не связан со Сталиным в своей партийной карьере. Калинин — формальный глава государства (председатель ВЦИК) с 1919 года, назначенный на эту должность еще с подачи Троцкого. Рыков — непосредственный преемник Ленина на посту председателя Совнаркома, член Политбюро с ленинских же времен. Томский — член Политбюро с ленинских времен, бессменный лидер профсоюзов, никак не пересекавшийся со Сталиным.Однако не будем забывать, что потенциальные «вассалы» были в первую очередь «старыми большевиками», для которых существовала «революционная целесообразность», но не существовало «личной преданности». Наилучшим образом это отношение выразил Троцкий, сформулировавший в ходе борьбы за власть 1928 года: «Со Сталиным против Бухарина — да, с Бухариным против Сталина — никогда». Дело здесь было не в личных симпатиях, а в трезвой оценке «политического веса».
Поэтому посмотрим, как оценивали свои отношения сами участники нашего анализа. Летом 1926-го, начиная борьбу с «зиновьевской» оппозицией, Сталин пишет письмо всем тогдашним союзникам:
Молотову, Рыкову, Бухарину и другим друзьям.
Я долго думал над вопросом о «деле Лашевича» [Сталин, Письма, 1996, с. 72–73].
Двое из трех явно названных здесь «друзей» (Рыков и Бухарин) — независимые игроки, входившие в тогдашнюю правящую коалицию. Из трех самых близких друзей через два года «другом» остался только один!
Летом 1928 года, когда борьба между Сталиным и будущей «правой оппозицией» была уже в полном разгаре, Бухарин и Сокольников так описывают расклад сил:
Среда 11/7 9 час. утра. Разговор с Сокольниковым. Изложение: дело зашло гораздо дальше, у Бухарина окончательный разрыв со Сталиным. Вопрос о снятии поставлен был конкретно: Калинин и Ворошилов изменили…
Через час (11/7, 10 ч. утра)… явился… Бухарин… Ворошилов и Калинин изменили в последний момент. Я думаю, что Сталин держит их каким-то особыми цепями. Наша задача постепенно разъяснять гибельную роль Сталина и подвести середняка цекиста к его снятию[70]
[Фельштинский, 1993].Из сказанного следует, что на каком-то из июльских заседаний Политбюро «был поставлен» вопрос о снятии Сталина с должности генерального секретаря, согласованный ранее с большинством членов Политбюро, — и лишь «измена в последний момент» Ворошилова и Калинина не позволила провести этот вопрос большинством голосов! Получается, что «правые» до последнего момента рассчитывали на Ворошилова, хотя тот по формальным признакам должен был быть стопроцентно человеком Сталина.
Отношения внутри Политбюро оставались олигархическими и после этого решающего (на наш взгляд) столкновения. В августе Сталин продолжает «подбирать ключики» к Куйбышеву: