Кровь драконов

Все, кто только мог сбежать с кораблей, прятались среди деревьев. Синтара смутно отметила, что какие-то люди отчаянно завывают, угодив в ловушку. Некоторые дергались, не обращая внимания на то, что, стараясь избавиться от цепей, которыми они были прикреплены к скамьям для гребцов, лишь вредят себе еще больше. Похоже, одни смертные держат других в заточении. Зачем им это нужно, драконица не знала и, честно говоря, не находила достаточно любопытным, чтобы попытаться разгадать загадку. Ей не понравилось, что Меркор повел их на посадку на мелководье, а затем заставил брести на берег, но она почувствовала, что золотой самец сделал это с определенной целью. Теперь враги отрезаны от своих кораблей, а безумная попытка улизнуть в лес им не поможет. Там они и погибнут сегодня или завтра. Люди не способны жить без укрытия и еды.

А вот кое-кто еще скорчился на траве, спрятался за стволы деревьев или просто упал ничком, охваченный тошнотворным страхом. Никто не был убит драконьими зубами, когтями или ядовитым дыханием. Все погибшие сами обрекли себя на смерть: их жалкие умишки не смогли выдержать ужасающих чар драконьего мщения и величия. Когда стая выбралась на берег, некоторые из их пленников взвыли от ужаса. Но Хеби испортила величественное шествие, резко затормозив на глинистом склоне и осыпав испуганно жмущихся людишек грязью. Синяя королева презрительно фыркнула.

Синтара заметила, что Рапскаль спрыгнул со спины алой драконицы только тогда, когда та вышла на менее заболоченное место. Юноша соскочил на землю, и его яркий плащ, сотканный Старшими, затрепетал. Немногочисленные чужаки, которые еще были способны испытывать хоть какие-то чувства, помимо ужаса, потрясенно ахнули, увидев его. Синтара неохотно признала, что он выглядит гораздо величественнее коренастых людей в темной одежде. Высокий и стройный, Рапскаль был достойным спутником драконов. Он осмотрелся с мрачной улыбкой на лице и забросил полу плаща на плечо. Почти с гордостью она наблюдала, как Рапскаль шагает вперед, приказывая наглецам:

— Вставайте. Пройдите вперед. Пора предстать перед судом тех, кого вы разгневали.

Драконы чуть уменьшили чары, которыми опутали людей, и те повиновались. Враги были раздавлены ужасом и побеждены. Мокрые и дрожащие от холода, они поплелись на берег и сбились в кучу. Здесь собралась пестрая компания. Одни были в лохмотьях, худые и покрытые шрамами. Другие — в костюмах лучников, с кожаными ремнями на запястьях и в облегающих рубахах. Были там и люди в нарядах аристократов. В прежние времена драконы знали самых разных смертных и успели убедиться, что, если с них содрать ткань, все они превращаются в мягкокожих вопящих обезьян.

Гест обнаружил, что выполняет чужую команду. Призвав на помощь остатки здравого смысла, Финбок присоединился к пленникам, понимая, что благоговение, которое он испытывает, не вполне логично и не согласовывается со страхом. Он позволил себе мельком взглянуть на товарищей по несчастью. Некоторые казались бездумными, как овцы, приготовленные к закланию, а в глазах у других отражалась внутренняя борьба. Он с изумлением отметил, что калсидийские рабы-гребцы лучше владеют собой, чем аристократы, которые ими командовали. А потом ему стало не до размышлений: высокий воин в алом облачении — Гест никогда не видел столь ярких одеяний — направился в их сторону. Он двигался походкой бойца, но на нем не было защитной брони или меча на боку.

Воин замер вблизи пленников. Его при этом сопровождал сравнительно небольшой красный дракон, однако взгляд Геста задержался на огромном золотом драконе, который возвышался над ними обоими. Глаза существа были большими и влажными, чернее глухой беззвездной ночи. Финбок заглянул в них — и ему показалось, что они вращаются, излучая спокойствие. Самый крупный дракон черно-синей горой выделялся на фоне сородичей. Он словно поглощал свет, исчезавший в его раскаленном гневе. Его зрачки были бездонными и непроницаемыми.

Тут юноша в красном заговорил:

— Ты причинял вред драконам?

— Нет, — честно ответил Гест, ибо никогда не выпускал стрел и не наносил ударов копьем.

Он обнаружил, что встает и отступает назад. То же самое делали и рабы, и матросы, и даже один из калсидийских лучников. Некоторые застыли на коленях, и Геста охватило пугающее чувство обреченности.