Кровь драконов

— Верю. Воспоминания полустерты, потому что Серебро было слишком ценным и сведения о нем не заносили в камни памяти. Некоторые тайны были слишком важными, чтобы доверять их кому-то, помимо наследника, учившегося тому же ремеслу. Секреты передавались только от мастера к ученику. Места расположения колодцев нельзя было полностью скрыть: ведь драконы постоянно являлись, чтобы из них пить. А вот как именно колодцы были связаны с временами года — неизвестно. Это было тайной, доступной лишь посвященным.

Неожиданно Рапскаль схватил девушку за руку, и ее первым порывом было высвободиться. Однако он повел ее к выходу, чему Тимара несказанно обрадовалась. Ясно, здесь работала Амаринда. И вдруг Тимара вспомнила шумную улочку мастеров такой, какой она была в прошлом. Все случилось само собой, и камни памяти ей действительно не понадобились. Сцены из прежней жизни постепенно всплывали перед ее внутренним взором, и она никак не могла от них отделаться. Она — Амаринда, которая жила в той древней Кельсингре… Девушка задумалась, но неожиданно ее отвлек Рапскаль.

— А вот здесь была студия Рамоза. Того скульптора… — Его голос стал холоднее. — Помнишь его?

Тимара бросила взгляд на темные глазницы окон в стене.

— Да, — мрачно призналась она и встряхнула головой. — Ты еще меня к нему ревновал.

Рапскаль кивнул:

— Он был твоим любовником до меня. Мы с ним однажды подрались. Глупо было не сообразить, что мужчина, который целый день орудует молотком и резцом, должен неплохо накачать мускулатуру.

Тимара оттолкнула тяжелые воспоминания. Ей показалось, что они подбираются очень близко… к чему-то опасному. А потом Рапскаль свернул за угол — и она попала в знакомое место. Теперь они находились на площади с колодцем, который бросили после нескольких отчаянных попыток достать Серебро. В одной куче были свалены балки, в другой лежали части сломанного механизма, в третьей — инструменты. Команда Смоляного потратила несколько часов на работу с цепью. У края колодца виднелось множество соединенных заново звеньев — конец цепи был закреплен за обломок одной из колонн, на которых когда-то покоилась крыша сооружения. Тимара заметила Хеби: драконица тихо стояла в темноте. Девушку захлестнула волна страха.

— Зачем мы сюда пришли? — выдавила она.

— Чтобы ты смогла вытащить Серебро. Чтобы Тинталья осталась жива. Чтобы все драконы стали такими, какими должны быть, — и Старшие тоже.

На открытом пространстве свет от лунной подвески уже не добирался до глаз Рапскаля. Они были сияюще-голубыми, как обычно, но в серебряном мерцании ожерелья его лицо превратилось в призрачную маску. Этот человек был совершенно ей не знаком.

Он твердо произнес:

— Амаринда, ты должна спуститься в колодец. Только ты одна знаешь, как можно вернуть Серебро.

— Любимая? — прошептал Рэйн.

Он позвал Малту шепотом, словно не решался тревожить ее сон. Но она не смыкала глаз. Она не может даже чуть-чуть подремать — и, возможно, вообще уже больше никогда не заснет. Бедная женщина сжалась у носа драконицы, пристроив малыша себе на колени. Ее ладонь лежала у ноздри Тинтальи, и Малта ощущала тихое движение воздуха, означавшее, что лазурная королева еще дышит.

— Я здесь, — сказала Малта Рэйну.

Муж придвинулся к ней поближе:

— Я пытаюсь разобраться со своими чувствами. Когда я был мальчишкой, а Тинталья оставалась под землей, заточенная в коконе из диводрева, она меня завораживала. А потом она практически поработила меня, и я ее возненавидел. Я любил драконицу, когда она помогла мне вернуть тебя. А потом она улетела — и мы много лет ничего о ней не слышали и не ощущали никакой связи с лазурной королевой.

— Я сердилась на Тинталью не меньше тебя. Бросить нас, чтобы мы заботились о выводке! Улететь, не сказав ни слова! Подвергнуть Сельдена огромной опасности… — Она погладила драконью морду и вздохнула. — Как ты думаешь, Рэйн, он умер? Мой младший братишка?

Рэйн молча покачал головой.

Ночь выдалась ясной, ветер унес облака, да и холод был не слишком сильным. В воздухе пахло весной. В небе плыла луна и сияли звезды, не замечавшие тоскующих смертных. В волшебных одеяниях ни Рэйн, ни Малта не замерзали. Правда, камни были чересчур жесткими. Но Малта не жаловалась: ведь рядом с нею муж, сын и драконица, которая определила их участь. Жизнь и смерть сплетались в этом месте в разлохмаченный узел, соединявший обрывки судеб. Дыхание Тинтальи овевало Фрона. Вонь загноившихся ран висела в воздухе.