Кровь драконов

Элис, склонившаяся над столешницей, инкрустация на которой являла собой очень подробное изображение дракона — ну просто пособие по анатомии, — медленно выпрямилась. И вдруг поняла, что до нее уже какое-то время доносились далекие крики, однако она не обратила на них внимания, решив, что это просто иллюзия. Наверное, воспоминания города просто пытались вторгнуться в ее сознание. Чаще всего подобные звуки мешали ей сосредоточиться. Сегодня, когда она расчищала тут все и изучала схемы, шепот Кельсингры был полон полезной информации. Элис от души надеялась, что ей никогда не придется удалять из челюсти дракона сломанный зуб, но тем не менее сочла полученные сведения весьма ценными.

— Элис! Да где же ты?

— Я тут! — отозвалась молодая женщина, недоумевая, кому она могла понадобиться.

Казалось, ей неизменно мешали именно тогда, когда она погружалась в нечто по-настоящему интересное. И главное, ради чего ее дергали? Чтобы она смогла идентифицировать какую-нибудь деталь от печки или чью-то нелепую находку. А недавно ее отвлек Рапскаль, приволокший целую охапку крупных пряжек, украшенных сверкающими камнями.

— Я тут обнаружил кое-что, — заявил он без всяких предисловий. — Но почему-то, когда я пытаюсь ухватиться за воспоминание, оно ускользает. Вроде как сам я напрямую с этим дела не имел, но подобные вещи были важны для меня и моего дракона, и кто-то изготовил их для нас. — Он перевел дух и печально добавил: — Я отыскал это в куче мусора позади своего дома. Готов поспорить: там произошло что-то нехорошее.

Элис бесстрастно посмотрела на Рапскаля. Вряд ли она теперь когда-нибудь будет относиться к нему с симпатией, но, похоже, парень в простоте душевной даже не понимал, как сильно ее оскорбил. Насколько глубоко ранил, указав Элис ее место: дескать, она не Старшая и никогда ею не станет. Да еще вдобавок заявил, что она не имеет права голоса относительно того, что они будут делать с Кельсингрой, поскольку город принадлежит новым Старшим. Хотя здесь таилась правда, речи юноши сильно задели и обидели рыжеволосую исследовательницу, буквально перевернули всю ее жизнь. Ей пришлось коренным образом изменить свое мироощущение и по-новому взглянуть на себя. И хотя в конце концов Элис осознала, что упреки Рапскаля, пожалуй, даже принесли ей пользу, вспоминать о той стычке было по-прежнему неприятно.

— Но ведь сегодня ты сам впервые дотронулся до них, — произнесла Элис и терпеливо добавила: — Возможно, ты прочитал память кого-то, кто выковал эти вещицы.

Все в поселке знали, насколько Рапскаль одержим воспоминаниями своего второго «я». Элис взяла у него одну пряжку и покрутила ее в пальцах.

— Она с драконьей сбруи. Но не от боевого доспеха, а от праздничного убранства. Полагаю, что ее сделали для парада в честь победы или иного торжества…

— Боевая сбруя? — перебил ее Рапскаль. — Ага!!! Да, конечно! Но… но… — Рот у него приоткрылся, взгляд стал отсутствующим, а лицо осунулось. — Я помню не все. От меня ускользают детали…

— Иди в Палату Записей — в том здании, где наверху башня с объемной картой. Поднимись… э-э-э… кажется, на третий этаж. Там куча настенных украшений, которые ты можешь изучить, чтобы понять, как Старшие изготавливали и надевали сбрую.

— Да, теперь я вспомнил. Там чествовали героев. Отважных людей и драконов, отличившихся в битве…

Рапскаль рассеянно взял у нее из рук пряжку и, даже не поблагодарив исследовательницу, бросился вон — он хотел поскорее вернуть себе частицу той личности, которой никогда даже не был. Элис вздохнула. Лефтрин предостерегал их, но она не могла остановить юношу.

Чересчур долго задерживаться у камня памяти было опасно. И захватывающе. Элис знала это по себе.

Пусть Элис и не стала Старшей, но в душе она была уверена, что больше других подходит для того, чтобы разгадывать тайны Кельсингры. Знания, которые молодая женщина получила, подготовили ее ко всему: они одновременно служили ей якорем и путеводным маяком. Те сведения, которые можно было почерпнуть из воспоминаний, хранящихся в камне, были для нее чуждыми, но необычайно притягательными. Они манили Элис за собой, и поэтому ей приходилось крепко держаться за собственную личность и не слишком увлекаться прошлым. Но она боялась допустить даже мысль о том, чтобы ее жизнь уносило прочь потоком воспоминаний. В Кельсингре Элис научилась всегда быть начеку. Когда она решалась окунуться в грезы, то ставила перед собой конкретную цель и сосредотачивалась только на одном вопросе. Она решительно отторгала все остальное, что пыталось зацепить ее внимание. В такие моменты она как будто ныряла в прозрачную холодную воду, чтобы найти и вынести на поверхность сверкающий камень.

— Элис!

Оклик прозвучал снова, и она узнала голос Сильве. Не успела она отозваться, как хранительница крикнула еще раз:

— Элис! Да где же ты? «Смоляной» подплывает к берегу! Они вернулись!

— Бегу, Сильве!