Чеченец садится обратно за руль, заводит «приус» и, выехав на набережную, газует. Впереди, сразу за Лермонтовским, — пробка. Из-за ремонта дороги перекрыта ближняя к каналу полоса. Все перестраиваются и тащатся с черепашьей скоростью. Сзади, на Московском, взвывает полицейская сирена. И тут Гази выполняет трюк из арсенала человека, накаченного амфетамином. Он перепрыгивает через поребрик (подвеска жалобно хрустит) и мчится по пустынному тротуару, провожаемый гудками ошеломленных такой наглостью водителей.
Жека хоть вроде и не любитель детей, думает только о том, чтобы им навстречу не попалась мамашка с коляской. Или нерасторопная бабулька, которая не успеет отпрыгнуть в сторону. Хотя куда тут отпрыгнешь? Справа — серого цвета стена полузаброшенного ДК, слева — металлическое ограждение, отделяющее тротуар от проезжей части. «Тойота» летит, занимая все свободное пространство. Правое зеркало со звоном, грохотом и осколками отрывается, задевая о водосточную трубу. Гази сквозь зубы вдыхает в себя воздух.
Старо-Петергофский совсем рядом.
И тут Гази, молчавший всю дорогу, начинает говорить, и его рассказ странно звучит в адреналиновой скачке по тротуару.
Старая как мир история о дружбе, предательстве и мести.
Началась она в первой половине девяностых в Дагестане, в приморском городке Каспийск. Там жили трое парней, знавших друг друга с самого детства, — Ильяс, Аббас и Эмин. В то время Ильясу и Эмину было чуть больше двадцати, Аббас был постарше друзей — ему исполнилось двадцать пять. Завод, на котором работали друзья, дышал на ладан. После его банкротства выбирать молодым парням не пришлось, все за них решило время.
Преступность — нормальная реакция нормальных людей на ненормальные условия.
Занятия единоборствами в юности не прошли даром. Оружие легко и недорого покупалось в любой воинской части. Криминал — рэкет, наркотики, бандитизм. «Однажды в Америке», «Крестный отец» и фильмы Такеши Китано. Последние — «Точка кипения», «Сонатина», «Фейерверк», «Ребята возвращаются» — пересматривались не по одному разу. Жесткий и справедливый кодекс якудза в медитативной подаче японского режиссера срифмовался с доминантами в характере троицы: любовью к риску и отсутствием рефлексии. Само существование их банды стало странным экзистенциальным преломлением ритуалов киношных якудза, имевших довольно приблизительное сходство с якудза настоящими. Два даргинца и аварец поклялись друг другу в верности и — набили на скрытых одеждой частях тела необычные татуировки —
Несколько совершенных преступлений выделили их из общей массы молодняка как хитрых и жестоких бандитов. Стоя друг за друга стеной, они выжили в кровавых конфликтах самой мутной преступной волны, «поднялись», при этом оставшись независимыми. Несколько раз они улетали в Турцию, чтобы залечь на дно, уезжали «гастролировать», но всякий раз возвращались. Ребята возвращаются…
Ильяс подумывал о том, чтобы перебраться в один из крупных городов России, где открывалось больше возможностей, когда случилось то, что случилось. По наводке они ограбили подпольное казино где-то на Ставрополье. Сорвали приличный куш. Но в каждой голове есть своя тайна. Эмин, их казначей, сбежал со всеми деньгами. Предал дружбу, наплевал на кодекс и репутацию. Хуже того, бросил семью: старого отца, жену и ребенка. След, по которому Ильяс и Аббас упорно шли за Эмином, не раз и не два терялся, уводил тропами нелегалов в Южную Европу, потом через Средиземное море — в Северную Африку, где окончательно остывал…
Им снова пришлось вернуться.
Предательство разрушило равносторонний треугольник их братства. Они вдруг сделались слабыми. Пытаясь стереть в памяти произошедшее и отчасти совершая побег, чтобы не стать жертвами конкурентов, они двинулись из Дагестана в Санкт-Петербург. Жили замкнуто, не касаясь дел диаспоры, не прося у нее помощи, на съемной квартире, только присматриваясь к обстановке, зная, что всему придет время. Они всегда были волками: то сытыми, то голодными. Чтобы не вливаться ни в какое преступное сообщество, организовали свое. Первым из новых членов,
Со временем группа превратилась в небольшой клан. Ильяс продолжал оставаться