— Моя. Не продам, даже не предлагай, — затряс Жираф головой. — И что за Валера?
— Из бара. Шарф мне не нужен. Хочу спросить одну тему.
— А, Валера… Он редко заходит, не эвридэй. Обещал горючкой подогреть на днях… Позавчера… Или… Не, не помню, — Жираф говорил быстро, глотая окончания. Паузы между словами были похожи на пузыри воздуха, поднимающиеся с глубины к поверхности воды. — Не принес… Да хватит уже капать! — он резко дернулся в сторону раковины, заваленной стеклянными фуриками с остатками темно-красной жидкости и одноразовой посудой, и принялся яростно крутить барашки совершенно сухого крана.
— Ты вчера вечером с корешем бензин сливал в соседнем дворе. Уже в темноте.
— А? — уставился Жираф на Марка. — Где девку с черным грохнули? Да.
— Кого-нибудь видели?
— Кого? — непонимающе смотрел нарик.
— Кто мог убить, — терпеливо объяснил Новопашин. — Кто-нибудь входил — выходил из подъезда?
Жираф поднял руку и на излете показал на Марка пальцем, чуть не коснувшись его.
— Выходил, — ответил он.
— Кто?
— Не знаю кто, не разглядел. Я с бензобаком возился. А Жесткий, может, что и видел. Он на стреме был.
— Где Жесткий? — спросил Марк.
— Тут, в комнате. Гнет его вовсю…
— Покажи.
— Да вот же комната, она одна тут, — пробормотал Жираф. — Смотри сам.
Поворачиваться спиной к крокодильному? Чтобы в тебя ни с того ни с сего воткнули инсулинку с парой-тройкой букв гепатита на конце иглы? Нет, уж лучше вы к нам.
— Показывай.
— Ну, блин…
Жираф протиснулся мимо Марка, обдав его аптечным запахом. Открыл дверь в комнату, откуда пахнуло гнилью, как из холодильника с испорченным мясом. Марка замутило. Он зажал нос рукой и, вдохнув ртом, вошел в комнатку следом за Жирафом. Продавленный диван, шкаф, ковер на стене, стул, голый линолеум на полу, торчащие из стены провода там, где раньше висел светильник, и украденная где-то энергосберегающая лампа без абажура под потолком. Занавесок нет, окна заклеены черными, кое-где порванными мусорными мешками. Мертвящий свет наполнял комнату, как вода аквариум. Раскиданный хлам, полиэтиленовые пакеты, кружки, тряпье. В углу — скомканный продранный спальный мешок. И осязаемая, давящая на обоняние вонь.
На диване — воткнувшийся подбородком себе в грудь человек в несвежих трусах и футболке с Микки Маусом. Дикий контраст билборда с социальной рекламой — радостно улыбающаяся мышь на покрытой бурыми пятнами ткани, сочащиеся гноем раны на руках наркомана и его опухшая и почерневшая, будто сгоревшая утка по-пекински, правая ступня.
Человек со стоном поднял лицо — оплывшее, со скособоченной от остеомиелита челюстью.
— Сварил, Жира? — не обращая внимания на Марка, с надеждой спросил он у варщика.
— Нет, — ответил тот. — Не из чего. Белыч еще не вернулся с драгстора.
— Бля-а-а, болит все, — скривился Жесткий. — Хоть бы вмазаться…
Не глядя, он нащупал рулон туалетной бумаги, лежавший рядом с ним, потянул и оторвал кусок. Подрагивающей рукой неверным движением провел почти мимо своих язв, то ли размазывая, то ли вытирая гной пивного цвета. Бросил использованный клочок бумаги к другим, снегом засыпавшим пол вокруг него. Потянулся, чтобы оторвать новый. Не удержал рулон. Тот упал на пол и, разматываясь, закатился под диван.
— С-с-су-у-ука, — проскулил Жесткий.
Переставил больную ногу, чтобы подняться с дивана, и Марк ощутил новую одуряющую волну смрада от гангренозной плоти. Перемещаясь в пространстве как космонавт, Жесткий опустился на колени, в блямбу старой засохшей рвоты. Не глядя, зашарил под диваном. Мусоропроводы исколотых вен под его коленями покрывали глубокие струпья.
— Может, тебе йодом ногу помазать? — озабоченно предложил Жираф. — Сейчас Белыч притащит из Красного Креста…
— Пройдет, наверное… Еще сварить не хватит… Ляпнуться надо, Жира, а то ведь… Блядь, коней сейчас двину… У-у-у…
Черные пальцы на зараженной ноге Жесткого подогнулись, хрустнули. Марку показалось, что они сейчас отвалятся, останутся лежать на полу маленькими угольками. Он отвернулся и сказал Жирафу:
— Спроси у него, кого он видел у подъезда. Я на кухне подожду.
Он поспешно вышел, прикрыв за собой дверь, и шумно вдохнул. Не помогло, все еще тошнило. Нашел, как включается свет в туалете, приблизился к унитазу и увидел, что тот засорен: в стоячей воде плавала коричнево-серая взвесь, на поверхности, как бревна в реке, — колбаски дерьма. Закрыв глаза, Марк ощутил рвотный спазм, и его стало тошнить. Когда внутри него кончилась даже желчь, он вытер губы и выскочил из туалета. Новая диета: кружка чая, полка кокоса и дважды в день проблеваться.
В коридоре столкнулся с Жирафом.
— Э-э-эй! А я решил, ты ушел.
— Вы охуели такой грязью ставиться? Хмурого на улицах полно, а вам, гурманам, не вырубить?
— Хмурого?.. На него денег нужно сколько… А тут бабка с соседнего подъезда свои рецепты продает, как клубнику с грядки. Недорого.
— Тогда скоро полторы ноги на двоих останется, а зубы уже и так в баночке носите.
Жираф заулыбался жуткой улыбкой, в которой не хватало половины зубов: