— В понедельник с утра надо будет ехать обсуждать новый договор. Подготовься.
Настя впилась в него огненным, как сгоревшие деньги, взглядом и ничего не ответила. Жека видел румянец, проступивший на ее щеках, будто у Насти поднялась температура. Когда ее отец с водителем исчезли в деревьях, Жека обнял девушку сзади за плечи. Она прислонилась к нему с убитым видом и попросила:
— Налей, пожалуйста.
— Я тоже любил прикуривать от зажженной сторублевки, — сказал Жека, — поэтому и бросил курить.
Они захохотали как сумасшедшие, громко и безудержно. Жека почувствовал, что смех дается девушке через силу. Наверное, ее скорее тянуло заплакать.
— Глупо это все выглядело, да?
— На ползимы в Европе тебе этого бы хватило. Зато ты была похожа на королеву, — ответил Жека.
— Такая же старая и страшная, как английская Елизавета? — спросила Настя.
Она в два глотка выпила «джеймсон» и произнесла:
— Поехали отсюда.
— Поехали. Ко мне или к тебе?
— Давай лучше куда-нибудь, где люди и музыка. Потанцуем. В «Мод», что ли.
— Точно, замиксуем Федора Михалыча с «Kasabian». Если не танцевать, так и жить-то незачем.
В быстро темнеющем небе над ними с гулом пролетел еще один самолет.
С «Kasabian» получилась не сразу. В «Mod Club» молодые музыканты играли небрежные кавер-версии английских рокеров. Жека с Настей пропустили по «егермайстеру» со льдом, послушали четыре песни и, заскучав, ушли в бар. Между П-образно расположенной стойкой и кирпичной стеной с постерами, рекламирующими будущие вечеринки, стоял пульт. Диджей в футболке с надписью «ABCDEFUCK» играл с компакт-дисков. Народ только подтягивался. Разогреваясь, все сидели за столиками и у стойки. В углу тусовалось четверо аккуратных геев в коротких узеньких брючках.
По крутой лестнице Настя с Жекой поднялись на крышу клуба и за стойкой на террасе взяли по второму «егермайстеру». Сели на потертый кожаный диван недалеко от инфракрасного газового нагревателя, разглядывали силуэты вымирающих на ночь домов-уродов вокруг, наблюдали за посетителями и слушали льющийся из колонок сонный «Hammock». Уехав с Пулковских высот, они обменялись буквально десятком фраз. Настя выглядела как в день их знакомства — морозной и неразговорчивой. Стоило ему подумать об этом, как девушка махнула в себя рюмку и прижалась спиной к его плечу.
— Холодно? — осторожно приобнял ее Жека.
— Есть немного. Нос так вообще отмерзнет сейчас.
— Попляшем внизу? Согреемся…
— Подожди. Я хочу рассказать… — Настя повернула голову и посмотрела на него. — Если тебе интересно. Про этот «стигмат», — показала она раскрытую ладонь, а потом вложила ее в руку Жеки.
Он пальцами тронул шрам.
— Интересно, конечно. Рассказывай.
Она помолчала, собираясь с мыслями.
— Мама умерла, когда мне было десять лет. Мы остались жить с отцом. После ее смерти он с головой ушел в строительный бизнес, организовал фирму. Может, чтобы не хватало времени на женщин. Очень любил маму. Я стала редко его видеть, но особо от этого не страдала, у самой времени оставалось мало. Помимо школы ходила еще в кружок, велосекцию и в музыкалку.
— На чем играла?
— На скрипочке пиликала гаммы, как тот пионер на балконе в «Покровских воротах». В общем, я больше скучала по маме, а не оттого, что редко вижу отца. Но ближе от этого мы с ним, конечно, не становились. «Ode to My Family» «Крэнберрис» — не про нашу семью. Когда я после школы поступила в институт, то переехала к подруге. Отцу объяснила, что хочу пожить самостоятельно. Он пожал плечами, сказал: «Твое дело». Помогал деньгами, предлагал купить мне квартиру — дела со стройкой у него шли хорошо. Я отказывалась, может быть, из упрямства, может, из чувства вины, что на третьем курсе я поменяла фамилию на мамину. Стала Анастасией Соломон. Отцу об этом ничего не сказала. После учебы он предложил мне место в бухгалтерии своей фирмы, я опять отказалась. Устроилась на работу к его конкурентам. Он все очень удивлялся, что меня взяли, не побоялись, мол, засланного казачка. А потом их служба безопасности очнулась, получилось как у «Кровостока»: «Вспомнили поменянный паспорт, достали старые папки, поняли — пассажир опасный». Работодатель уволил в один день. Отец обиделся, прекратил общаться. На рынке труда был кризис, а у меня — ни опыта толком, ни связей, ни сбережений особых. Так что смогла найти работу только в бухгалтерии Музея Арктики и Антарктики…
— Который на Марата?
— Да, в Никольской церкви… Зарабатывать стала совсем какие-то копейки, поддержки отца лишилась. Зато могла бесплатно смотреть экспозиции музея. Чучело белого медведя, палатка экспедиции Папанина, перчатки полярника с подогревом… Познакомилась с моего возраста девочкой-экскурсоводом. Она ездила на работу на велосипеде. Я подумала, что это круто и экономично, и тоже купила себе дешевый «ашан-байк». На нем вспомнила свои занятия в велосекции. Почти через год накопила денег на более серьезный велик — «Scott Aspect», такой угольно-красный. Веришь — нет, он был мне вместо мальчика.
— В прямом смысле? — засмеялся Жека.