Сорвав несколько больших молодых листков с ветки дуба, целительница аккуратно и нежно стёрла налипшие песок и камни с коленей и рук девочки. И, расположив руку над ранами, чтобы излечить, уже почти произнесла заклинание, как вдруг была перебита:
— А это не больно? — понимая, что богиня собирается использовать магию, спросила малышка.
Она знает многое о магии, но целительство — это высшая наука.
— Конечно, нет, — без тени сомнения заверила её девушка.
И чтобы хоть немного отвлечь дитя, заговорила с ней:
— Меня зовут Элизабет, а тебя?
— Я…
— Мерлин!
Их уединение разорвал громкий мальчишечий голос, обладатель которого упрямо продирался сквозь цветущие прекрасными белоснежными цветами кусты, всё время повторяя одно имя, зовя девчонку:
— Мерлин!
Он вышел на поляну к дубу, где и сидела богиня с его пропажей.
Но заприметив рядом с маленькой ведьмой неплохо знакомую ему девушку, настороженно остановился.
— Что здесь происходит?
Элизабет внимательнее всмотрелась в незнакомого ей мальчишку: человеческий подросток, с ярким жёлтым ёжиком волос на голове, сочными зелёными глазами, одетый в рабочую одежду.
Ничего необычного…
Вот только спокойствию, граничащему с пустым безразличием, властвовавшими как на его лице, так и в душе, которые богиня случайно успела почувствовать (она всегда закрывалась от людей, предпочитая не использовать на них свои способности контроля разума), мог позавидовать даже всегда строгий и набожный Людошиэль.
— Я упала, — резво ответила ему Мерлин, показывая на свои ушибы. — А Элизабет мне помогает.
— И чем же? — Серебряноволосой показалось, или нет, что это было произнесено с надменной холодностью.
А его требующий всех ответов, желательно с просторной распиской обо всей своей подноготной, взгляд так и кричал: “Ну же, удиви меня”. Элли предпочла подумать, что ей это просто показалось.
— Я просто залечиваю её царапины, — только и ответила богиня, снова повернувшись к девочке, и раскрыла над ней ладонь.
Малышку Мерлин охватило белое прекрасное сияние, разнёсшее по её маленькому телу приятное тепло, и тут же все ранки на руках и ногах сами собой затянулись, не оставляя после себя ни следа.
— Волшебство, — только и прошептала она, с восхищением смотря то на собственные излеченные ладошки с коленками, то на Элизабет.
Такому в школе не учат. Да там никто так и не умеет.
— Смотри, Мел! — крикнула она своему спутнику, возможно, старшему брату (предположила Элли), протягивая для наглядности к нему ручки и ножки.
В ответ блондин только скептично хмыкнул.
— Не получается! — разочарованно прикрикнула насупившаяся обиженная девчонка, резво подскакивая с тёплой и мягкой травы, чтобы в следующую секунду гневно швырнуть подальше от себя гладкий камешек-блинчик куда-то в кусты.
Сидящий под приятной тенью большого дуба златовласый парень на столь резкое детское недовольство только удовлетворённо фыркнул и, приоткрыв один глаз, внимательно посмотрел на довольно занимательную картину:
Малышка Мерлин всё больше агрится и рассерженно топает худенькой ножкой о землю, пытаясь показать всю неимоверную степень своего вселенского негодования.
Пытается вывести сидящую подле себя богиню на жалость и заставить, наконец, выдать тайну разучиваемой магии.
— Магия меня не слушается! — остервенело добавляет она, и вся её внутренняя сущность бунтует против такой откровенной несправедливости.
Строгий взгляд голубых глаз, с весьма настораживающими в них знаками богов, не позволяет детскому гневу взять верх и заставляет присмиреть.
— Дело не в магии, Мерлин, — поучительно заявляет её учительница, заправляя прядь выбившейся чёлки за ухо. — А в тебе: ты не хочешь, чтобы она тебя слушалась.
Ребёнок кажется до беспредела изумлённым.
— Но я хочу! — не ждя каких-либо возражений, заявляет она.
Пф, не хочет.
Что значит: “Не хочет”?
Конечно, она этого хочет. Причём, очень-очень сильно. Иначе сидела бы она тут, терпя со своей стороны эти насмешливые неудачные попытки колдовать?
— Нет, не хочешь, — бескомпромиссно заявила Элизабет.
И тут же протянула перед собой руку, в которой уже лежал столь ненавидимый маленькой девочкой серый камешек.
На лице Мерлин отразилось мученическое страдание напополам с обидой и завистью.
Сколько раз она ни пыталась, у неё так и не вышло телепортировать камень ни то, что к себе в руки, но и из собственных рук переместить его прямо перед собой в траву не получилось.
У сестрицы же это выходило так легко; даже заклинание для этого не приходилось произносить вслух. Она всё делала лишь силой мысли.
— Ты желаешь подчинить себе магию, как какую-то рабыню, чтобы она сиюминутно выполняла твои приказы — такого не будет. Магия не должна сама исполнять твою волю, она должна помогать тебе её исполнить, а это очень большая разница, — проникновенно заключила Элли, а камень, только что бывший в её руках, вдруг очутился на траве, между ней и Мерлин. — Сосредоточься и повтори всё снова.
Малютке не осталось ничего, кроме как подчиниться.