– Ну всё, карты под жилеткой держать больше не надо. Нгуен взял на себя посвятить адвоката Лоуча в суть дела. А спустя час звонок: старина Ярми просится на разговор. – Майло пожал плечами. – Видимо, желает высунуть концы из воды.
Съехавший набок галстук он подтянул к центру, зафиксировав его пуговками на воротнике; собрал документы, проверил кобуру и встал, вдевая руки в рукава куртки.
– Ну как, презентабельно?
– Просто лицо закона, – одобрил я. – Ты сейчас в тюрьму?
– У Джона, по-видимому, свой график. Если хочешь, поехали вместе. Будешь при мне типа консультантом.
Пистолет Майло сунул в один из шкафчиков, предусмотренных мужской тюрьмой, после чего нас рутинно обыскали двое скучливых помощников шерифа. Нгуен ждал, когда мы пройдем через металлодетектор и турникет, после чего радушно устремился к нам – эдаким щеголем в полуночно-синем костюме, со звездно-полосатым значком на лацкане, в броско-синей рубашке и красном галстуке с узорчиками в виде скрещенных мушкетов.
Упруго подскочив, он кулаком шибанул воздух.
– Выглядишь счастливым бодрячком, Джон, – сказал ему Майло.
– Расколол подлеца, джентльмены! Это было больше, чем импровизация. Я бы сказал, дедукция, основанная на логике.
Я подытожил:
– Лоуч взял линию на непротивление, и так как веских доказательств против него нет, вы, ввиду этого, предложили ему признать себя соучастником.
Вид у Нгуена был такой, будто я съел его именинный торт.
– На самом деле, – рассерженно оправдываясь, сказал он, – насчет признания или непризнания я ему предложений не делал: это было бы дилетантизмом, Алекс. А вот что я до него довел, так это то, что моя доказательная база с каждой минутой становится все крепче из-за неназванных биологических свидетельств, а его время, соответственно, истекает. Адвокат Лоуча начал мямлить о сотрудничестве в обмен на смягчение статей до ненадлежащего обращения с трупом и нарушения общих правил захоронения. – Он поднял и выставил средний палец. –
С каждой фразой его голос звучал все звонче. Два помощника по ту сторону турникета переглянулись.
Майло подался ближе к Нгуену и что-то тихо произнес – что именно, неизвестно, но от этих слов судебный чиновник заметно напрягся.
– И когда ты об этом узнал?
– Пару часов назад.
– И ты собирался мне сказать…
– Всего лишь поделиться, Джон. У тебя было много работы.
– Ну да, оно так… О’кей, по всей видимости, это меняет ситуацию, – сказал Нгуен, играя со своим галстуком. – Ладно… хорошо… Хотя, в сущности, это не меняет общего темпа моего натиска… Это
– Да, Джон. Как там Лоуч, обвыкается в тюрьме?
Нгуен надул губы и стряхнул с лацкана невидимую соринку.
– Безутешные слезы. Постоянные словесные оскорбления и унижения от здешних уголовников. Порядочному немолодому гражданину здесь, дескать, каждый день как месяц. В это я, собственно, могу поверить, хотя он все же не престарелый инвалид. Потому я и определил его на усиленный режим. Ты можешь себе представить, как долго он продержится в общей массе? А вот мадам Депау, согласно моему источнику в Линвуде, держится совсем неплохо. В «строгач» она не попала, но уже зарекомендовала себя в банде синих роб[63]
. И даже пользуется там популярностью.– Наверное, учит жизни молодых, – пошутил я.
– Да поможет нам Бог, – сказал Нгуен. – Ну ладно, давайте пообсуждаем стратегию мистера Нытика.
Через одностороннее зеркало я наблюдал, как Майло и Нгуен заходят в комнату и усаживаются напротив Лоуча и его защитника – выпускника Йеля, судебного адвоката из Беверли-Хиллс Фахриза Мофти-заде («зовите меня просто Флип»).
Майло в порядке подготовки позвонил Эрлу Коэну и запросил сведения и насчет него, и насчет защитницы Энид Депау – выпускницы Колумбийской адвокатуры, чья безупречная карьера преодолела экзотичность даже такого имени, как Шивон Маларки.
Коэн навел справки и оперативно доложил:
– Она умна, но, как правило, идет широким ходом и пропускает детали. Он как раз хорош в деталях, но иногда становится излишне самоуверен. Общий балл – пять с минусом. Ваши подозреваемые могли сделать выбор и хуже.
На встречу Мофти-заде явился в костюме индпошива с угольно-коричневой оторочкой и золочеными пуговицами, а также в сорочке со стоячим воротничком такой белизны, что даже девственный снег в сравнении показался бы грязным. А еще на нем сиял жаккардовый галстук такого великолепия, что мушкетики на красном лоскутке Нгуена, казалось, стыдливо поникли.
Его клиент сидел, сгорбившись, в не по размеру большой оранжевой робе – цвет заключенных, отличающихся буйным нравом или неуживчивостью среди общей массы. Лишение свободы сказалось на лице Лоуча, сделав его морщинистым и землисто-серым; отяжелило веки, лишило блеска волосы и скруглило плечи. Ковыряя заусенцы, он нервно качал ногой. На сходство с Кэри Грантом уже ни намека. В лучшем случае актеришка мелкого пошиба, играющий роли пьяниц и попрошаек.
– Доброе утро, – поздоровался Флип Мофти-заде. – Как насчет того, чтобы установить основные правила… Джон – это вы?