– Джон – это я, – подтвердил Нгуен. – А правило одно: клиент правдиво отвечает на вопросы, а я решаю его судьбу.
Лоуч зябко поежился.
– Позвольте уточнить, – деликатно вставил Мофти-заде. – Вы подаете обвинения, а судьбу моего подзащитного будут решать присяжные, не так ли? Вы говорили, что есть некие биологические факторы, которые…
– У меня достаточно улик, чтобы обвинить мистера Лоуча в убийстве первой степени. А учитывая фактор жестокости, я могу применить пункт «особых обстоятельств».
Мофти-заде настороженно затаил дыхание, но сумел выдавить снисходительную полуулыбку.
– Мой клиент – не жестокий человек, Джон.
– Посмотрим, как рассудят присяжные.
– Не будем усугублять, – примирительно сказал Мофти-заде. – Ведь мы собрались здесь, чтобы обменяться идеями. Посмотрим, как все будет развиваться.
Лоуч пожевал губу, одернул на себе оранжевую блузу, почесал пальцем за ухом.
Нгуен посмотрел на часы.
– Если мистер Лоуч желает что-то сказать, давайте его послушаем.
– Да бросьте, Джон, к чему нам нулевая сумма… Народ может ладить меж собой, находить компромисс даже в данном контексте.
– Народ? – Нгуен ухмыльнулся. – Звучит как предвыборная речь.
Лоуч, невзначай рыгнув, стыдливо прикрыл себе рот ладонью.
– Здешняя кухня требует привыкания, – заботливо сказал ему Нгуен. – Ничего, у вас будет уйма времени, чтобы ее расчувствовать.
– Джон, – призывно обратился Мофти-заде.
– Мы с вами были знакомы?
– Нет. Но теперь – да.
– Интересно… У меня такое ощущение, будто вы меня знаете. Фахри-и-из.
– Лучше просто Флип.
– «Флип» да, а вот легкомысленное «флип-флоп» – нет, Фахриз. Давайте без вихляний. Мы будем
Мофти-заде повернулся к своему клиенту и похлопал его по руке.
– Вы готовы?
Лоуч в ответ что-то мыкнул низким голосом.
– Мне воспринимать это как «да»? – спросил Нгуен. – На тюремном жаргоне я не разговариваю.
– Джон, – сказал Мофти-заде, – я здесь, чтобы упростить вам жизнь. Мистер Лоуч составил заявление, которое я, с вашего позволения, зачитаю. Вам понравится.
Читка заявления, напечатанного на фирменном бланке Мофти-заде, заняла четыре минуты. За вычетом канцелярских оборотов с обилием наречий и причастий, суть была проста и сводилась к следующему.
Тридцать лет назад Энид Депау убила Зайну Ратерфорд без всякого ведома Ярмута Лоуча, сказав ему, тогдашнему работнику ее мужа, что ее сводная сестра в состоянии помешательства нарушила границы ее участка и попыталась на нее напасть. Полагая, что это была самооборона, Лоуч захоронил тело в задней части территории Энид.
– То есть фактически не преступление, а ошибка в суждении, – приостановившись, пояснил Мофти-заде.
Нгуен и Майло хранили каменное молчание. Мофти-заде продолжил свой нарратив.
Годы проскочили как в кино. Энид, издавна привыкшая полагаться на Лоуча (теперь ее адвоката по недвижимости), позвонила ему в панике, сообщив, что дочь Зайны – «в шокирующе психическом состоянии, до ужаса напоминающем ее мать» – «изощренно, нагло и ничем не спровоцированно» попыталась вторгнуться на ее участок и «свирепо» на нее напасть. У Лоуча не было оснований подвергать сомнению утверждения о психическом заболевании, потому как он помнил, что в детстве Зельда жила у Энид с Эвреллом, и пара «делала все возможное, чтобы адекватно и мудро осуществлять родительскую опеку», но в конце концов сдалась, потому что «ребенок демонстрировал бешено непредсказуемое поведение – истерики, вспышки гнева и разрушительное неповиновение».
Смерть Зельды, настаивала Энид, была естественной – припадок, сердечный приступ или инсульт прямо у нее на глазах. Вероятно, в результате «маниакального перевозбуждения».
На этот раз Лоуч порекомендовал другой подход: вместо того, чтобы спрятать тело, он предложил Энид позвонить и описать происшествие как незаконное вторжение на частную территорию. Представьте себе его шок, когда спустя несколько дней Энид позвонила снова – и опять в панике объяснила, что осматривала пистолет, который хранила для самозащиты, и со «случайным смертельным исходом» выстрелила в свою экономку.
Что еще хуже, подруга экономки, еще одна «латиноамериканская горничная», как раз в это время была у нее в гостях, а потому, совершив «продиктованный паникой неразумный шаг», Энид застрелила и ее.
– По одной пуле в затылок обеим – это паника? – спросил Майло. – Я уже не говорю о случайности.
Мофти-заде сохранял невозмутимость:
– Мой клиент знает только то, что ему сообщили на словах.
– Он видел раны.
– Он видел те два тела и был невероятно шокирован. Я хотел бы продолжить, Джон.
Намеренно игнорируя Майло, в попытке вбить клин между копом и окружным прокурором. Это не укрылось от Нгуена, который сказал:
– Любые вопросы лейтенанта Стёрджиса представляют для меня важность. А эти два, которые он сейчас задал, важны для вас, Фахриз. – Нгуен понюхал воздух. – Вот сижу я здесь и недоумеваю: вроде бы не конюшня вокруг. Отчего же я чувствую запах навоза?
– Джон.
– Что-нибудь еще, Майло? – задал вопрос Нгуен.
– Да нет. Я готов еще немного поразвлечься.