Крылатые сандалии

Странная штука рай. Для Мусы это страна из пурпура, золота и серебра, которую он оставил позади. Ирини всегда боролась за рай, а в итоге устроила Маленький Рай посреди площади. В Царстве Глубин сражались за рай, где все народы могли бы говорить на своих языках. Для Хасима рай – это путешествия на поезде. Что-то никак не сходится. Я все думала, думала. У каждого свой рай. У одних он далеко, у других – близко. Для Праксиллы рай – вкусная рыбешка. Для Афины – автографы актеров. Для госпожи Анны – кусты помидоров на холме. А мой собственный рай? Какой он? Я стала думать еще. Думала много. Мне в голову приходили всякие смешные штуки. Игры с Хасимом, папины истории, мороженое, а потом крылатые сандалии, про которые рассказывала моя учительница. Я думала о чем-то маленьком, о чем-то микроскопическом и даже о чем-то почти неуловимом. Наконец, тщательно обдумав все с разных сторон, я решила, что даже из ничего сотворяется Рай[45].

Я всегда буду мечтать о глупостях[46]

Роза решила, что ей нужно что-то сделать для Анны. Причем как можно скорее. Она захлопнула блокнот – все равно ей так и не удалось ни в чем разобраться – и отправилась к Маленькому Раю. Она нашла госпожу Ирини в центре площади. Та громко говорила и размахивала руками, а вокруг нее толпились люди. Роза села на лавочку неподалеку от них. Они говорили, что муниципальные власти решили благоустроить площадь. Роза слушала и не понимала, это хорошо или плохо. Одни говорили, что от этого район похорошеет, другие – что все здесь зальют цементом, как и остальные площади в Афинах.

Кто-то закричал: «Ларек!» – и госпожа Ирини побежала к Маленькому Раю. Роза подождала, пока она освободится, и подошла к ней.

– Доброе утро.

– Доброе утро, малышка Роза. Что у тебя такое стряслось на днях, что ты мимо меня пронеслась и даже не поздоровалась?

– Я пришла поговорить с вами об Анне, – сказала Роза, будто не услышав вопрос.

– О какой Анне? О моей Анне?

– Об Анне, которая живет в машине рядом с нашим домом.

– Да, получается, о моей Анне.

– Приходили полицейские и задавали вопросы, а госпожа Элли из дома напротив мне сказала, что машину вроде бы заберут.

– Когда-нибудь это должно было случиться.

– Да, но что будет с госпожой Анной?

– Переберется ко мне. Я ей тысячу раз об этом говорила, но она никого не слушает. Всю жизнь поступает по-своему. Ну, какая есть. Одаренные люди склонны носом крутить. Нельзя же просто взять и зажить как обычный человек. Если б ты только знала, как она играла… Ее руки порхали по клавишам. Любой слушал ее как зачарованный. Она занималась часами, порой даже сутками. Забывала есть, спать. Когда мы надолго ее теряли, мне приходилось примерять роль взломщицы. Сколько раз я разбивала окна, чтобы влезть в ее дом, – а там Анна за фортепиано в полном забытьи. Я рыскала по шкафам, чтобы найти хоть какую-то еду и приготовить ей поесть, но везде было пусто. Мне ничего не надо, говорила она. Скажи, вот такой человек – он может быть обычным? Но миру нужны обычные люди. На всех остальных ему наплевать.

– Я бы очень хотела послушать, как она играет. Я считаю, раз она так прекрасно играла, быть необычной для нее – это достоинство.

– Как чудесно ты говоришь, малышка.

– Может, если Анна снова начнет играть, то она не будет слишком сильно переживать из-за машины?

– Как ты сказала, Роза? Повтори-ка. Мне кажется, ты права.

Ирини внимательно на нее посмотрела, но Роза не поняла почему. Она вспомнила, какой была Анна в первый и единственный раз, когда они встретились. Пальцы в разодранных перчатках. Роза даже испугалась, не о разных ли людях они с Ирини говорили все это время. Возможно ли, чтобы эти боязливые пальцы зачаровывали мир?

– Не знаю, но что, если госпожа Анна снова начнет играть? – повторила она. – Может, она опять обо всем забудет, как только коснется клавиш?

– Хорошо, малышка, ты подала мне идею. Спасибо тебе. Если увидишь Анну, скажешь ей, что я ее ищу?

– Да, – ответила Роза, хотя не очень-то верила, что ей удастся встретить Анну.

– Хотя погоди-ка. Посидишь пока в ларьке? А я сама к ней схожу.