Крымская лихорадка

– Я бывала в странах, где люди живут намного беднее. Извините, я здесь гостья, я не вправе так говорить. Но я хочу получить ответ на вопрос, что мешает вам наладить жизнь: правители или вы сами?

– А к какому ответу вы склоняетесь? – спросил Синцов.

– Мне кажется, виноват сам народ, – сказала Сильвия. – Хотя в целом это такая же загадка, как вопрос: что было в начале – курица или яйцо? А вы что молчите, господин Яшин?

Яшин хотел было ответить, но у него зазвонил мобильник. Это была Кира Стежкина.

– Андрей Васильевич, вас хочет видеть президент.

После возвращения с Кипра Носков уклонялся от общения с Яшиным. И на работе бывал не долго. Во второй половине дня лицо президента серело, ухудшалась дикция. Когда Федулов увозил его домой, все смотрели вслед с сочувствием.

Многих, включая Яшина, одолевало и любопытство: что же все-таки случилось на Кипре? Галина не посвящала в эту тайну даже свою подружку Киру Стежкину. Сказала только однажды: “Олега надо свозить к святому источнику”. Свозили. Носков искупался и действительно стал выглядеть намного лучше. Потом свозили еще раз. И теперь он уже работал полный день. Хотя вид у него был по-прежнему болезненный.

– Я рад, что ты подружился с генералом Синцовым, – сказал президент, пожимая руку Яшину. – Вообще спасибо: я знаю, как ты вел себя в эти дни.

– Говорят, ты идешь на поправку.

Носков ничего не ответил и продолжал после паузы:

– Гусев утверждает, что мой рейтинг падает.

– А кто проводит опросы?

– Наши социологи.

– Своим как раз не стоит верить.

– Я близок к тому, чтобы не верить никому.

– На это жалуются многие политики, – заметил Яшин.

– И что ты об этом думаешь?

– Думаю, что вопрос, верят ли тебе люди, гораздо важнее.

– А они верят?

– Пока да.

– И сколько может продлится это “пока”?

– После назначения Сарычева и парламентских выборов – не больше трех месяцев. Ожидания народа и возможности власти не совпадают по времени почти никогда.

– Что же делать?

– Народ может простить правителю плохую жизнь только в одном случае: если увидит, что правитель любит государство.

– Любить и то и другое невозможно?

– И не нужно. Это только отвлекает от дела. Что такое “любить государство”? Это значит – делать его сильнее. А чем оно сильнее, тем больше возможностей для улучшения жизни.

Носков поднялся из кресла и прошелся по кабинету. Что-то задело его за живое: то ли слова Яшина, то ли какие-то свои мысли. Вошла Кира Стежкина.

– Олег Степанович, снизу звонит охрана. К вам поднимается Шелепугин.

Носков удивленно смотрел на секретаршу. В его сознании никак не укладывалось, как мог Шелепугин приехать так неожиданно, без предварительного согласования. Но до него тут же дошло, что иначе, вероятно, не было возможности, подобные контакты нужно конспирировать. И он выбежал навстречу важному московскому гостю. А Шелепугин уже вышел из лифта. Они столкнулись в коридоре.

– Слушай, где тут у тебя сортир? – спросил Шелепугин.

Вообще-то можно было для начала и поздороваться. Но Носков не обиделся.

– Пойдем ко мне.

– Нет, боюсь не донесу.

Шелепугин шмыгнул в общий туалет. Охранники встали по обе стороны двери. Носков топтался тут же.

Московский гость появился в дверях с облегчением на лице. Теперь можно было поговорить и о государственных делах.

Шелепугин приехал не один. Следом на шестой этаж поднялись Сарычев и Воротников. На плече у Сарычева висела кожаная сумка, и в ней что-то звякало.

Воротников как-то странно поглядывал по сторонам, потом сказал Носкову:

– Олег Степанович, я посчитал. От подъезда до шестого этажа вас можно ухлопать с четырнадцати позиций.

Вертевшийся тут же Федулов заиграл желваками. Это был камень в его огород.

– Мне теперь уже все по хрену, – отмахнулся президент.

В кабинете Шелепугин, посмеиваясь, вручил Носкову подарок – маленький браунинг.

– А удостоверение пусть тебе Кравчук выпишет.

Перешли в комнату отдыха. Кира накрыла стол. Сарычев начал раскуривать трубку. Носков недовольно покосился в его сторону. Но вице-премьер уже пускал струйки. Пил он характерно, цедил из рюмки, и пока бутылка водки не кончилась, из-за стола не поднялся. Носков искоса наблюдал за ним, переглядываясь с Яшиным.

Постепенно перешли от шуточек-прибауточек к делу. Сарычев заговорил о прогнозах синоптиков, предвещавших в этом году большую засуху в Крыму. Потом начал поругивать украинское правительство.

– В Киеве совершенно не понимают, что такое кредитно-денежная политика. А о валютной политике вообще представления не имеют. До сих пор фиксированные валютные курсы – это ж замшелое советское средневековье! Первое, что мы сделаем – введем свободный курс, создадим в Симферополе биржу. И к нам потекут деньги из других регионов Украины. Больше, чем уверен: председатель Центробанка Виктор Ющенко меня поддержит.

Это “меня” резануло слух, и Шелепугин поспешил сменить тему. Осторожно заговорил о приватизации. “Вот зачем ты здесь”, – подумал Яшин.

– Я очень надеюсь на приватизацию, – сказал Носков.

Сарычев поднял на него чуть замутненные выпитым глаза.

– В смысле?

– В смысле пополнения бюджета.

Сарычев попыхтел трубкой и важно произнес: