Кто ты будешь такой?

Аля демонстративно налила в стакан воды из-под крана, протянула. Встала напротив. Если бы у него была сестра, то, наверное, такая. То есть он бы предпочел, чтобы она была такой.

– А у вас тут уютно. Когда возвращаетесь?

– Передай своему хозяину, что я все сделаю, чтобы Макар узнал, какой тот подлец.

– Уже пробовала? – спросил Алеша. – И как успехи?

– Вот что, Алеша… Я знаю, что ты пришел вынюхивать, оценить обстановку и доложить. Но я не собираюсь…

Алеша подвинул к себе рюкзак.

– Я хотел тебе кое-что передать.

Он открыл рюкзак, достал небольшой рулон.

– Что это?

– Недописанная картина, я так думаю.

Она взяла, развернула. На полотне было частично изображено молодое дерево, называлось, как Алеша уже выяснил, сейба. Листья – как ладонь с растопыренными пальцами. Под сейбой по мокрой траве бродила курица без прорисованного глаза и с зачатком недовоплотившегося хвоста.

– Прочитай, что написано на обороте.

Аля перевернула и прочитала вслух:

– Единственной подруге. Это вроде почерк Киры?

– Других ее подруг я не обнаружил.

– Она передала это мне? Но я не понимаю…

– Это африканский пейзаж. Говорю, потому что, может, так сразу и не поймешь. Прошлой осенью Тропик и Кира уехали в Африку. Она умерла там в первый же месяц от какой-то местной инфекции.

– Как это? – Аля уставилась на него. – Это шутка, что ли, ваша очередная? Очередной дебильный розыгрыш твоего хозяина?

– Могу дать адрес, где она жила в Африке, – съезди, если хочешь, проверь. Впрочем, можешь просто в посольстве узнать.

– А Тропик?

– Пропал. Никто не знает, где он.

Девушка села на стул, разглядывая картину. Минута, вторая, третья.

– Ладно, я пойду, – сказал Алеша.

Подняла взгляд и вдруг вскочила, налетела, начала бить, хлестать Алешу по голове, щекам, ушам, груди. Больно, звонко.

– Да что же вы творите с людьми! Какое имеете право!

Ее колотило, губы и веки дрожали. Алеша никогда бы не подумал, что девушка такого склада, как Аля, может впасть в истерику. Она виделась ему немного солдатом, как он сам. Способность к самопожертвованию ради чего-то большего, чем ты, – на это немногие способны. Он не сопротивлялся, не отклонялся, дал ей возможность выпустить пар. Потом схватил за запястья и держал так некоторое время. Она продолжала кричать и извиваться, а потом ослабла.

– Все? Успокоилась? – Он отпустил руки и пошел к двери.

– Твой хозяин… Зачем он обманул меня? Почему не рассказал об уговоре Макару, как обещал?

– А не надо было вот так в лоб – прилюдно, без подготовки. Ты не оставила Ивану Арсеньевичу выбора.

В целом Алеша не считал, что это был обман, вышло все по-честному: блаженный Макарка роль получил, парочка снова вместе. Ну а нюансы – это всегда нюансы. Он вышел за порог и стал закрывать дверь.

– Пока, увидимся, надеюсь, еще когда-нибудь.

Аля захлопнула дверь, пнула ее со всей силы с той стороны, еще раз и еще.

Ну и отлично. Злость всегда помогает, кто бы что ни говорил. А Константинович ему больше не хозяин. Эта поездка последняя. Режиссер уволил Алешу за проделку с документами Петли. За самодеятельность. Два месяца дал на то, чтобы Алеша подыскал себе место. Алеша считает, что поступил правильно. Он бы и сейчас так сделал. Надо было вообще в лицо плеснуть этому рыжему клоуну, о котором он узнал все вплоть до цвета трусов, лежащих в среднем ящике комода в грязной маленькой питерской квартире на проспекте Королева, вплоть до нечистого унитаза и обрызганной мочой треснутой плитки на стене туалета, вплоть до постыдной страсти к «Зиме в Дугино», репродукции которой Петля исправно покупал, вешал над столом, чуть не молился и не мастурбировал на нее, а потом сжигал в эмалированной кастрюльке на спиртовке, специально, по-видимому, купленной для такого случая. Что он делал с пеплом, Алеша, правда, не узнал, – может, и съедал. После ритуального сжигания картины Петля покупал новую, точно такую же репродукцию, движение «За чистое искусство» исправно их поставляло на арт-точки, – настоящим маньякам такое и не снилось. В августе этот клоун добыл-таки компромат на Ивана Арсеньевича и носил его с собой в папке, наслаждаясь властью, видимо. Алеша спас Ивана Арсеньевича от постыдного процесса и вполне возможного тюремного заключения на год-два. Выполнил свой долг, совесть его чиста. Еще не знал, куда ему дальше податься. Может, вернется в армию. Похоже, там его место.

После ухода Алеши Аля раскатала на полу недописанный африканский пейзаж. Сев на колени, всмотрелась в него. Невзрачное деревце, листья-растопырки. Недовоплощенная курица ходит и клюет что-то гипотетическое с гипотетической поверхности: земли, травы? Почему эту картину Кира посвятила единственной подруге? Аля вовсе не была уверена, что под единственной подругой подразумевалась она. Кира не успела доделать на полотне немного. Писала, получается, уже больная. Беременная. В чужой стране. Сражаясь с незнакомой болезнью. Аля поднялась, взяла открытую бутылку вина, снова села перед картиной. Отпила из горлышка.