– Да. Я так понимаю, он знает многих художников, коллекционеров картин?
Алеша как-то приезжал в общежитие за Духовым – тот зашел взглянуть, как Аля живет. На лестнице все трое столкнулись с Тропиком, и тот, конечно, не преминул познакомиться с Алиными друзьями. Минут десять проговорили на площадке, мешая снующим туда-сюда студентам.
– Ну вроде.
Кого только Тропик не знает.
Алеша вытащил из кармана карточку.
– Передай ему, ладно? Скажи, пусть позвонит. Хотим предложить ему кое-что.
Аля посмотрела на подпись под номером – Дмитрий Алешкин.
– Это я, – ответил Алеша на ее вопросительный взгляд.
– Понятно, – сказала Аля, убирая карточку. – Пойду прогуляюсь.
Алеша пожал плечами.
Дойдя до дуба посреди поляны, она задирает голову, оглядывает написанные крупными уверенными мазками ветви, трогает кору ствола, шершавую, как кожа у темной игуаны. Лес, заметив ее, приветливо шумит, приглашая войти. Он еще не густой, весь просматривается. Может, рискнуть? Лес сколь пугает, столь и манит. Сегодня Аля не одна, в компании, приступа быть не должно. И она смело направляется к лесу.
Земля тут по-весеннему влажная и норовит стащить туфли, потянув за каблук. На Але свободная рыжая юбка, светлая рубашка и джинсовая черная жилетка с вышивкой на левой груди. Она закупилась на распродаже на присланные в этом месяце материны деньги – не стала покупать абонемент в бассейн: плавать можно будет скоро и в Москве-реке. Птицы, заприметив гостью, берут ноты повыше на две-три октавы, прибавляют и громкости. Свет легко проходит меж майских деревьев, льется радостный и теплый. Не только свету вольготно тут, но и звуку. Сквозь птичий гомон Аля слышит вдалеке женский голос. Слов не разобрать. Как и четкого направления, откуда он доносится. Але кажется, что справа, и она берет левее.
Время от времени женский голос замолкает, и тогда недолго слышится мужской, низкий, а потом снова женский. Потом все стихает. Аля обнаруживает тропку, та приводит ее к оврагу, удерживаемому старыми, но сильными березами. Березы играют новенькой листвой, раскачивают длинные тонкие ветви. Тропка спускается на дно оврага, где замер коростой прошлогодний снег с вмерзшими ветками и бронзовыми листьями. Из оврага тропка поднимается наверх и уходит в купающийся в солнце березняк. Место это кажется чистым, мирным, тихим. Аля, остановившись, любуется им, да и этим майским днем в целом. Здесь, в отличие от темного старого гаража Духова, она чувствует, как права на нее предъявляет уже не прошлое, а будущее. Манит к себе, обещая впереди нечто удивительное. Аля обнимает себя руками, оглядывается по сторонам, с каждой минутой все сильнее изумляясь красоте этого кусочка леса.
На дне оврага она нарочно наступает на остатки снега, чтобы отпечатать рифленый след туфли и полюбоваться им. Взбегает наверх и замирает: метрах в двадцати за расступившимися широко стволами берез на пеньке сидит спиной Константинович. Красная курточка, кепка. Еще дальше Аля видит Полинку в белых джинсах и белой тонкой рубашке, расстегнутой так, что видны груди. Полинка сидит на земле рядом с Духовым, обнимающим ее.
Аля хочет поспешно повернуть обратно, но режиссер, услышав шум, оборачивается. Она краснеет, будто ее поймали на чем-то предосудительном. Делает шаг назад, но Константинович уже зовет ее:
– Иди к нам.
Она подходит, встает рядом.
– Посмотри, если интересно. Мы тут кое-что прикидываем. Ну что, готовы? – кричит он уже Полинке и Духову.
Героиня Полинки находится в отчаянии. Как понимает Аля из взволнованных реплик, ей нужно куда-то «переместиться, пока портал не закрылся», но она не хочет этого, а желает остаться рядом с Духовым, точнее, с героем, которого он изображает. Духов, в отличие от Полинки, не играет, просто читает с листа реплики. Его любимый режиссер в очередной раз использует его как чурку. Аля удивляется преображению Полинки: в машине, когда ехали сюда, та показалась совсем дурочкой, а сейчас неожиданно превратилась в умную сильную девушку, готовую на решительные поступки. Константинович прерывает Полинку на полуслове, поднимается, приближается к ним, заставляет сесть по-другому, отходит, машет рукой – еще раз. Полинка снова говорит слова героини, а Константинович идет вправо, потом влево, опускается на колени, ложится на траву, рассматривая снизу импровизированную сцену. Потом возвращается на пенек.
– А у Макара будет роль в этом фильме? – спрашивает Аля.
Никакой реакции. Или не услышал, или не хочет отвечать на подобную наглость. Духов и Полинка, то есть их герои, спорят все громче. Птицы в листве пытаются им подражать.