Кто ты будешь такой?

Форточку она держала открытой, но воздух с улицы до конца не перебивал терпких запашков старых стен, мебели. Однажды зимой Аля покрасила стул – несколько дней пахло свежей краской, а потом затхлость вернулась. Аля бросила пакет с покупками на стол и, не снимая туфель и курточки, упала на кровать. Она все еще была слаба после того, как чуть не замерзла в лесу. Прошло всего две с половиной недели, но казалось, это было очень давно. И не только потому, что тогда лежал снег, а теперь повсюду были лужи. Что-то изменилось и в ней.

Аля не хотела участвовать в лыжном марафоне, но Анна Иоанновна так упрашивала. Признаться в фобии было нельзя – Анна Иоанновна жила подготовкой травного сборника, планировала, мечтала, как они будут ходить по окрестностям Медвежьих Гор, в том числе и в лес, снимать растения.

В тот день Аля свернула с лыжни, чтобы пропустить пару, которая ехала перед ней, и встать за кем-то менее счастливым. Оперевшись на лыжные палки, ждала, пока влюбленные отъедут подальше, но тут выпитый на масленичных гуляниях чай дал о себе знать. Метрах в ста виднелся пригорок, поросший соснами, – заедет за него, а потом вернется на лыжню. Едва Аля укрылась за пригорком, как на нее жарко навалилась тишина. Стало так тихо, словно Аля плотно закрыла дверь в ту реальность, где весело бежали участники марафона, стояла на празднично украшенной площади Анна Иоанновна, где был весь этот чужой город и затхлая каморка в учительском доме. Вся эта чужая жизнь, которую она зачем-то жила.

Здесь, в тиши, она снова почувствовала себя настоящей. После того как маленькое дело было сделано, задержалась среди купающихся в солнечном тепле сосновых лап, под уже определенно мартовским небом – небесный глазуровщик разошелся и щедро покрывал синевой потускневшее и потрескавшееся за зиму полотно. А потом просунула руки в лямки палок и сделала шаг в глубь леса. Так шагают в пропасть или под приближающийся поезд. Так обрезают стропы парашюта на пятитысячеметровой высоте. «На, возьми меня, лес, и съешь».

Она мчалась на пределе сил, задевая кусты и ветви деревьев. А хотелось нестись еще и еще быстрее. Лес, ошалев от ее смелости, никак не проявлял себя – радостные деревья в снегу, пятна играющего света, любопытная птица на ветке. Пейзажи, один прекраснее другого (Кира бы оценила), сменяли друг друга. И вот уже золотистые нити уцепились за грудь, тени, перегибаясь, стали теряться в оврагах. Сколько часов прошло? Куда она заехала?

Перед Алей возникла небольшая полянка, нет – скорее проплешина меж корявых, но высоких берез. Она остановилась, воткнула палки в снег, расстегнулась – жарко, пот течет по спине под свитером. «Эй!» Крик растворился меж верхушками деревьев. Ну давай же! Сожри меня, разгрызи, чавкай, давись. Уничтожь, развоплоти! «Давай! – крикнула еще раз. – Где ты?!» Березы будто и не слышали, нежились на свету, уже сгустившемся, налившемся тяжестью. Солнце путалось у них в коленях – того гляди примут за мячик и будут пинать. Одна-две, из тех, что погибче, пытались ухватить странный шарик свисающими тонкими ветвями, но тому каждый раз удавалось ускользнуть, залив по пути мелкие нестрашные заячьи следы густым желтым маслом. Зимний рай, да и только. И синицы так думали, самозабвенно чирикая в кустах.

Воздух становился прозрачнее, все больше деталей проступало в окружающем пейзаже. Штрихи веточек на снегу, сухие соцветия зонтичных, темные пятна-абстракции на шелушащихся стволах берез. Звенящий покой. Аля была уверена, что находится наедине с кем-то, наделенным более мощным, чем у нее, сознанием. И этот кто-то или что-то игнорирует ее. Как и все в этом мире. Она сняла варежку, наклонилась, зачерпнула снега, чтобы пожевать. Разогретые пальцы приятно остудились. Наполовину поднеся ко рту пригоршню снега, вдруг совершенно отчетливо поняла, что предала Макара. Это – истина, правда. Все другое – не в счет. Все другое – слова. То, что она сделала, – предательство. И это настолько ясно и определенно, как то, что у нее в ладони ноздреватый мартовский снег.

Почему она этого до сих пор не понимала? Она не жертва, пребывание в Медвежьих Горах никакое не жертвоприношение. От подступившей слабости подогнулись колени. Вместо того чтобы погрызть снег, Аля бросила его себе в лицо, принялась тереть изо всех сил, царапая кожу. Но приговор был окончательный: Аля предала Макара, и это никогда не изменить. Мышь пробралась в амбар и испортит все зерно. Корабль дал течь, и, что ни делай, он пойдет ко дну. Из карточного домика вынута нижняя карта, и вся постройка обрушится. Ничего теперь не спасти.