Лыжня и шла к дому Воронина. Дом Жуковский сразу узнал – избыточно кружевные наличники, фигурки котов, медведей, волков. Фасад освещал электрический фонарь. Горели и все три окна, а еще – прямоугольный проем в дровяном сарае: невысокий человек в распахнутой куртке набирал дров из поленницы. На свету было видно, что начинается снег. Сегодня обещали метель, последнюю в этом году. Человек резко вскинул голову при виде Жуковского. Разве что ружье не наставил. Не сразу, но признали друг друга. Никакой радости внезапный визит одноклассника Воронину не доставил: он напрягся, на лице появилась озабоченность. Оттопыренные уши, казавшиеся в школьные годы смешными, теперь выглядели угрожающе.
Никакая Соловьева, конечно же, сюда не приходила.
– Лыжню Петька сделал. На праздник я его сегодня подвез, а назад он сам пришел на лыжах. Мы с ним сразу так уговорились. Некогда мне его на веселухи возить.
– Понятно, – сказал Жуковский. – Значит, никто из лесу к вам не выходил?
Отвечать на эту бессмыслицу Воронин не стал. Продолжал стоять с охапкой дров и смотреть на Жуковского.
– Не нальешь горячего чая? – попросил Жуковский, чувствуя, что сейчас упадет от холода и усталости.
В доме было прохладно, но все ж теплее, чем на улице. Дрова в русской печке только занимались. Комната в доме была одна. Оглядевшись, Жуковский понял, что женские руки тут давно ни до чего не касались. За кухонным столом паренек лет четырнадцати с оттопыренными ушами делал уроки, одновременно поглядывая в телевизор, громоздившийся на бельевом комоде. Увидев гостя, паренек обрадовался, поздоровался.
– Петька, сделай чаю, – буркнул Воронин.
Петька включил чайник, повесил одежду Жуковского сушиться, принес ему валенки. Засунув ноги в теплые валенки, Жуковский чуть не расплакался – так он замерз и устал, да и испугался тоже. За чаем он попытался объяснить еще раз про Соловьеву. Клонило в сон, он с трудом договаривал окончания слов. Воронин шевелил дрова в печке, думая о чем-то своем, а вот Петька слушал внимательно. Когда Жуковский закончил, Петька вскочил, заволновался:
– Дим, я ее знаю. Она в школе в библиотеке работает. Я тебе о ней рассказывал. Поехали посмотрим. Вдруг она в лесу до сих пор?
– Да дома давно твоя библиотекарша, чай с баранками пьет.
– Дим?
– Ну что?
– Давай съездим проверим. Вдруг че случилось? Замерзнет до утра.
Старший брат ничего не ответил, пошевелил дрова клюкой, они фыркнули, затрещали, загорелись ярче.
– Может, я тогда сам съезжу? – Паренек подошел к вешалке, снял куртку, надел шапку. – Я быстро.
– Погоди, сейчас еще дров принесу, подкину. – Воронин обернулся к младшему брату с усмешкой. – Вдвоем прокатимся. Если уж такой каприз на тебя нашел – покататься ночью по лесу.
Немного погодя братья оделись, вышли. На улице завелся мотор «Бурана», звук покрутился на одном месте и вот уже помчался в сторону леса, где и пропал. Жуковского начало познабливать. Не заболеть бы. Он перебрался со стула на диван, прикрылся пледом – искусственная ткань, расцветка черно-красная, вырвиглаз, а в середке тигр, раскрывший пасть. И отчего деревенские так любят подобные штучки? Наверное, из-за вечной скуки. Подумал, что ему надо было, наверное, ехать с братьями в лес, сам же заварил всю эту кашу. Ну а как бы он поехал, если на буране только два места? Значит, надо было ехать с Димкой. Тут Жуковскому пришлось признаться себе, что вид и повадки бывшего одноклассника нагнали на него страху. Помимо воли он зевнул. И мать, наверное, переживает. Ну, а что он сделает, она сама его отправила, а телефон от холода давно сел.
Сон обманул его, пробрался по краю глаз, притворившись бликами от огня, горевшего в печке, мельканием кадров ситкома, который продолжал продуцировать телевизор, расплывающимися пятнами электрического света. И вот уже Жуковский шел по коридорам второго учебного корпуса, точнее – чередой коридоров, все время сменяющихся, длинных, ветвистых, но во сне это казалось естественным. Вот сейчас за поворотом будет лекционный зал, но вместо него за знакомой дверью отчего-то оказалось море, волны ударились о ноги Жуковского, он посмотрел на воду и удивился ее цвету: слишком зеленая, хотя и прозрачная. Пейзаж был невозможно прекрасен, на горизонте даже двигался парусник, но Жуковский сразу понял – надо срочно убегать. Однако ноги отказывались слушаться, они медленно погружались в песок. «Ну вот и все», – сказал кто-то. Жуковский был не согласен, страшно закричал и принялся вытаскивать ноги, но от его стараний они только быстрее и глубже увязали. Парусник меж тем приблизился к берегу, это оказалась петровская «Полтава» с 54 пушками. С борта уже спрыгивали моряки и солдаты с фузеями в руках. На берегу они оборачивались уже знакомыми рабочими в зеленых спецовках, а оружие в их руках превращалось в молотки, бензопилы, стремянки. «Так вот оно что», – подумал во сне Жуковский. Рабочие, болтая без умолку на странном языке, заполонили весь берег, проходили мимо и сквозь, не замечая Жуковского. А он продолжал погружаться в песок, боясь крикнуть, пошевелиться и обозначить себя.