Стежки, которые делал Рамон, сшивая тело куклы, были просто-таки артистичными. Пальцы бегали сами, дар Серого Шута был и впрямь огромен. Толстая ткань куклы — ведь кукла должна будет жить очень долго, до смерти человека, с которым Рамон ее свяжет — смотрелась в тонких пальцах Рамона странновато, но и сама мастерская выглядела, скажем так, совсем не как обычная мастерская пусть даже самого вывернутого творца. Горели метровые свечи чистого воска, который Рамон купил у пасечников на рынке, стол, за которым работал Кукловод, был грубо сколочен из толстых, грубых досок, старательно, тем не менее, ошкуренных, сидел Рамон на пне, вывернутом возле старой, заброшенной деревни вблизи малоизвестного даже в районе, но вполне себе убийственного болота. На подставках стояли блюда, по которым рассыпаны были то невинные крупы, то земля с могил, то косточки, то косточки вишневые; пучки трав и странных перьев свисали на веревках с осиновых жердей, прикрепленных под потолком, на котором и следа не осталось от люстры — в комнате не осталось вообще ничего, что могло бы связать ее с современностью. Даже игла Рамона была выточена им самим из мамонтовой кости. Кость эту он купил на солидном аукционе, заплатив солидные деньги, а потом, проклиная все на свете, обтачивал кусочек отколотой кости до нужных ему размеров, а уж как он потом вертел угольное ушко — и речь молчит. Он не гадал, отчего или почему он делает все именно так — он знал. Знал даже, Серый Шут был поистине щедр, почему нужен тот или иной символ, звук, цвет, вкус, та или иная составляющая куклы ли, инструментов ли или убранства мастерской. Верно, получи Рамон просто знания, он бы извелся от любопытства. А теперь драгоценная энергия, которая ушла бы на поиски несуществующих в обычном мире ответов на вопросы, шла, как вода на хорошей мельнице, прямо на колесо, крутя жернова. Черепа людские и черепа зверей и птиц, черепа пресмыкающихся были расставлены, развешаны или прибиты по всей мастерской в прихотливом, как могло бы показаться, порядке, но порядок этот был в лучшем случае, равен истории человека. Сам же Рамон был облачен в холстину на чреслах и больше ничего на нем не было. В комнате было жарко, капли пота бежали по смуглому телу Рамона, так что приходилось очень зорко смотреть, чтобы одна или две не попали на ткань, иначе тогда и самому кукольнику придется несладко. Несправедливо? Да полноте. Возясь с взрывчаткой для теракта, взрывник тоже рискует. Причем куда меньшим.
Что же будет с моим лицом, если я по сию пору не до конца уверен, сколько кукол придется сделать? Сетка? Месиво? В конце концов, регенерация кожи не бесконечна, это если даже отмести в сторону боль, которая станет непрекращающейся — ведь нельзя делать по кукле в год? Понятно дело, что второго такого захода на тринадцать кукол не будет, но и по одной — мало точно не покажется. А Моя? Что станется с Моей, когда она станет счастливой возлюбленной чудовища — как внешне, так и по меркам людским? Может, тогда, наконец, вечная тоска моих предков возобладает над земным миром и я смогу как-нибудь… Хватит. Хватит. Работай, Рамон. Просто придется скорее научиться получать верную информацию, сортируя все — от слухов и пересудов, до судебных дел и криков о произволе в интернете. Чтобы бить строго туда, куда нужно.
Голова куклы была вылеплена из все того же воска, только для сохранности натерта еще одним составом, о компонентах которого Рамон узнал там же — от Серого Шута. Вскоре голова куклы была покрыта волосами, глаза мигнули бусинками горного хрусталя, а вот ушей у нее не было — кукла будет глухой. Кстати, один из волос на ее голове был самый настоящий — Рамон нежно снял его с костюма жертвы в толчее дорогого ресторана. Да, звучит странно — откуда бы там взяться толчее? Но, как бы то ни было, волос был именно тот, что нужно — в этом Рамон был уверен. Глухота? Нет. Это еще даже не цветочки.
Руки и ноги куклы Рамон так и оставил пустыми. Они тряпочками свисали с крепкого тела куклы. Расслабленность? Нет, это тоже не тот удел, что ждет эту сволочь, это все приправа.
Рамон вложил кукле на место сердца его крохотную копию — куда и вошли подобранная с асфальта слюна, кровь покойника и еще кое-что, замешанное в глину. Воск, видите ли, может таять. А вот глина, обожженная на плошке, где всю ночь горел жир, вряд ли. Рамон положил готовую куклу в центр стола и вышел из мастерской.
Всему свое время.
15