«Что же ты делаешь, полукровка с русской душой? Что ты делаешь, русло двух столь разных рек? Что тебя может остановить — так это только пуля из ружья, а я даже этого узнать заранее не могу. Не имею права… Я имею право на все, даже на тебя, ты годами был моим и останешься моим вечно, но то, что я чую, даже не потому, что мамбо — это жутко, бешеный ты майянец, ты рвешь себя на клочки, пытаясь ими заделать незаделываемые бреши. О, когда же ты просто придешь, чтобы я смогла сказать, что я сделала то, о чем ты попросил меня — забеременела. У нас будет ребенок, Рамон. Дочь. Как ты и хотел. Почему ты не хотел сына? Ведь все мужчины, как считается, хотят именно сына. Наследника. Вот потому — что ты не все. И ты боишься, что он может быть похож на тебя. Обычно мужчина, который хочет дочь, слаб. Он мечтает в ней получить то, что недополучает от жены или подруги. Но это не о тебе. Бешеный, бешеный, бешеный зверь, родившийся на стыке звезд, которые не позволят тебе остановиться. Но ты вернешься. Вернешься не зализывать раны. Вернешься, чтобы перевести дух. Я не стану отговаривать тебя от твоей затеи. Это нечестно. Это твой выбор. Я могу лишь принять его. И я жду тебя, Рамон».
16
— Папа Понедельник? Здравствуйте. Меня зовут Халиф. Вы позволите с вами поговорить? — спросила трубка Лумумбы, которую Рамон так и не выбросил, цинично подумав, что такая трубка, которая стоила гораздо дороже прапрадедушки Лумумбы, ему и самому пригодится.
— Самоуничижение паче гордыни. Причем не нарочитое, но не от страха. Вы полагаете, что меня это расположит к разговору? — Сухо спросил Рамон, — вы меня не боитесь, значит, полагаете, что раскусили меня. Очевидно так же и то, что вы сами не связаны непосредственно с криминалом, значит, работа ваша — консультативная. Я вас расстрою — свое получат все. Даже консультанты. А теперь я вас внимательно слушаю.
— Спецподготовки у вас нет, вы не психолог по образованию. Это от природы. Браво. Впечатлило. И верно, я консультант. Получаю жалованье, которое полагается отрабатывать, — спокойно проговорил Халиф.
— Отработаете. Смею заверить. На эту мразь нельзя больше работать в этом городе. Вы составили мой портрет, но вам чего-то не хватает. Спрашивайте. Мне скучно.
— Вы думаете, что выиграете войну. Верю. И вы не сумасшедший. Мне лишь интересно, хватит ли у вас средств. Не денежных, само собой. Деньги у вас есть. Просто то, что вы делаете, требуется оплачивать. Я не знаю, чем. Разумеется, если оплата прошла оптом, полностью и вперед, то средств вам хватит, но я думаю, что вы платите сдельно. Допустим, вы очистите этот город. Но сюда хлынут новые люди на старые места. Тогда что? Тогда тоже хватит?
— Хлынут? Вы уже испугались, а вас испугать трудно. Просто потому, что вы умеете думать, причем способны принять к рассмотрению даже плезиозавра в Волге. Если испугались уже вы, то что, по-вашему, придаст храбрости другим? Опустевший бесхозный город? А слухи вы не учли? Если ваши шефы, чиновники и милиция начнут продавать бизнес, как кота в мешке, им устроят Сонгми. Благодарные покупатели. Мне даже вмешивать не придется, эти люди сами перережут друг друга. Вы не согласны?
— Согласен. Частично. Алчность и неверие — вот на чем будет держать приток до определенного момента. До которого не факт, что дотянете вы.
— Дотяну. Вы хотите мне что-то предложить, и предложение считаете глупым. Значит, оно идет не от вас. Выкладывайте, Халиф.
— Папа Понедельник, что, кроме чистого города, вы хотите? — В лоб спросил Халиф, который и впрямь считал приказ босса выйти на контакт идиотским, но преследовал и свои цели. Жалованье надо отрабатывать.
— Вы о деньгах? — С интересом спросил Кукловод.
— Да, я о деньгах. О материальном благе. Карьерном росте.
— Вы себя с мафией Марио Пьюзо не спутали? Тех денег, что мне бы хотелось, у вас попросту нет. А те, что нужны, есть у меня. Все?
— Равиль — ваша работа? — Спросил Халиф для очистки совести.
— Моя. Причем она еще не закончена. Ладно, Халиф. Жаль, что вы не на той стороне, мне придется работать и с вами. Вы умный человек. Но вы циник. Не ученый, который просто чужд морали, а простой циник. До свидания. — Папа Понедельник повесил трубку. В комнате, где сидели Сергей Прокофьевич и Халиф, воцарилось молчание. Прервал его шеф.
— Что теперь скажете, Халиф? — Вопрос был задан зло, точно Халиф сам высказал идиотскую идею позвонить Папе Понедельнику.
— Что вы хотите услышать? Что я понял, как с ним справиться? Нет, не понял. Полагаю, никак. — Халиф устал от разговора, устал так, словно дилетант, который не умеет закрываться от чужих проблем.
— Я плачу вам не за это, — сухо напомнил Сергей Прокофьевич.
— Простите, шеф. Я не думал, что в мои обязанности входит еще и деятельность Священного Трибунала. Я не ерничаю. Но я должен подумать, что вам дать — чтобы вы могли хоть как-то сориентироваться в ситуации. Мне нужно несколько дней. Область, в которой орудует Папа Понедельник, мне совершенно чужда и незнакома.
— Хорошо, благодарю вас, Халиф. А тогда придет время Опия. — Заключил Сергей Прокофьевич.