Куколка

В: Намекаешь, то был призрак язычника, строившего храм?

О: Одежа нынешнего ремесленника, какую носят муж мой и отец.

В: Может, ты видела нарисованные фигуры?

О: Нет, они были живые. Не греза, не виденье.

В: Не исполины?

О: Да нет, в человеческий рост.

В: Сколько ж сие длилось?

О: Очень коротко. Свет тот вернее уподобить вспышке молнии. Миг, чтоб разглядеть, — и все.

В: Миг, ты ослеплена — и все ж столь уверена?

О: Да.

В: Может, камни приняла за людей?

О: Нет.

В: Не было грома иль гласа Вельзевула?

О: Ничего такого. Лишь пахнуло теплым ветром, напоенным сладостью летних лугов, приятной обонянью, а еще больше душе. Все исчезло, но аромат остался. Он развеял мой страх, утешил и умиротворил. Благоуханье меня окутало, будто давешнее сиянье, и я уж ничего не боялась, но лишь печалилась, что свет так скоро погас, не дав собою насладиться, но породив во мне надежду. Теперь я знала, что худого мне никто не желает. Ты понимаешь?

В: Лишь одно: верить тебе нельзя.

О: Позволь досказать, и ты поверишь, обещаю.

В: Угу, когда рак на горе свистнет. Изволь-ка носом да в собственную пакость! Откуда, говоришь, излился свет?

О: С небес.

В: И все озарил? Точно светило, превратив ночь в день?

О: Нет, вокруг была темень.

В: Не имелось ли свечей в том парящем паникадиле?

О: Нет, оно было круглым и ярким, как летнее солнце.

В: И висело над кромлехом?

О: Да.

В: Недвижимо?

О: Да.

В: Насколько высоко?

О: Не знаю.

В: Ну, как солнце, луна?

О: Нет, не выше облаков. Ну вот как купол Святого Павла.

В: Сотня шагов в вышину?

О: Говорю, не знаю.

В:

Ну и как же, по-твоему, его там подвесили?

О: Не постигаю. Может, держала огромная птица?

В: Либо отъявленный врун. Ты сказала, что перед тем слышала нечто, похожее на шорох крыльев иль ветра. Но ведь их шум-то разный.

О: Я не умею описать. Скорее, шелест крыльев.

В: Иль свист кнута над спиною? Услышишь и его, как поймаю на вранье. Мастеровой, указующий перстом, и старик что-нибудь держали в руках?

О: Ничего.

В: Его сиятельство к ним обратились?

О: Нет, он лишь снял шляпу.

В: Что? Обнажили голову перед плотником и старым хреном?

О: Говорю, как было.

В: Те откликнулись? Выказали ответное почтенье?

О: Не приметила.

В: Когда свет погас, слыхала какой-либо шум?

О: Нет.

В: И парочку уж не видела?

О: Так со свету ж ослепла.

В: В вышине ничто не зашумело?

О: Полная тишь.

В: И что ты из сего вывела?

О: Что его сиятельство иной, чем я думала. Вскоре он помог мне подняться, благодарно сжал мои руки и, заглянув в глаза, проговорил: «Ты та, кого я искал». Затем повернулся к Дику, и они обнялись — не как хозяин и слуга, но как братья, счастливо завершившие дело.

В: Знаками не обменялись?

О: Нет, лишь крепко обнялись.

В: Что потом?

О: Его сиятельство вывел меня из храма и предупредил: об увиденном никому ни слова. Мол, оно странно, но пугаться не надо, никакого зла не будет. Потом еще сердечнее пожал мои руки, словно в знак того, что он совсем иной, нежели я полагала.

В: Что ответила?

О: Мол, не проболтаюсь. «Вот и умница, — сказал он. — Теперь ступай с Диком». Мы уехали, а его сиятельство остался. Но там пробыл недолго — нагнал нас еще по дороге в гостиницу.

В: Ты не спросила, что сие было?

О: В дороге он держался позади, а на гостиничном дворе пожелал мне покойной ночи и, передав лошадь Дику, тотчас прошел к себе. Я тоже поднялась в свою комнату.

В: Позже Дик к тебе явился?

О: Той ночью больше я его не видела.

В: Ладно. Но как быть с тем, что ты рассказывала Джонсу? Мол, его сиятельство отвезли тебя в кромлех, дабы, совокупившись с тобою, испытать непристойное поверье, и там-де возник эфиоп, что на камне высился стервятником, готовым ринуться на твой срам, да еще воняло мертвечиной… Как насчет сей дьявольской картины?

О: Я солгала.

В: Видали — она солгала! Открою тебе истину, голуба: единожды солгавший и в другой раз соврет.

О:

Сейчас не лгу. Я под присягой.

В: Зачем же Джонсу наворотила этакого вздора?

О: Пришлось. Надо было его ошарашить, чтоб он помалкивал, боясь, что сочтут соучастником. Не спеши, потом я объясню причину своей лжи.

В: Всенепременно, дорогуша, не сумлевайся. Назавтра его сиятельство к тебе переменились?

О: В дороге он развернул коня, дождался нас с Диком и, пристально глянув на меня, спросил: «Все хорошо?» Да, ответила я, после чего он поехал дальше, словно разговор окончен. Вот и все.

В: Как ты сообразилась с тем, что видела в кромлехе?

О: Место заколдованное, покрыто великой тайной. Нам подали некий знак, в коем не было ничего худого иль страшного.

В: А как растолковала слова его сиятельства — ты, мол, та, кого он искал?

О: Во мне он увидал ответ своим желаньям.

В: То бишь?

О: Блудницу, что боле не согрешит.

В: Как так? Для блуда тебя и наняли.

О: Дабы открылись глаза мои.

В: Стало быть, его сиятельство не пытались исцелиться от немочи?

О: Он желал того, что случилось.

В: Мол, заурядная шлюха споспешествует чуду, так, что ль? И визитеры явились по твою душу? Но ведь его сиятельство тоже пали на колени.

О: Главенство мое — лишь видимость, ибо я только услужала, исполняя его волю.