Читаем Культурный дневник 04.06.2013- 30.01.2013 полностью

Первый фильм, эти две революции предсказавший, – "Солнце в сети" Штефана Угера, так что новая волна началась с него, но он был снят в Словакии и не вошел в канон. В прошлом году на Карловарском фестивале показывали отреставрированную к пятидесятилетию копию "Солнца", а сейчас я хожу в пражский музей кино на юбилейную ретроспективу фильмов новой волны. Просуществовала она недолго и была уничтожена "нормализацией" Густава Гусака. Последним фильмом волны – тоже очень условно – можно назвать "Шутку" (1969) Иреша, так что этот режиссер и слепил глиняного человека, и похоронил.


Ева Лиманова в фильме "Крик"



Я заинтересовался чехословацким кино 60-х довольно поздно, поначалу оно казалось мне слабой копией французской новой волны, к тому же искаженной цензурой. Нравились только два фильма – зловещий "Крематор" Юрая Герца и кислотные "Маргаритки" Хитиловой, а забираться глубже было лень. Главным популяризатором чешского кино в России был известный многим энтузиаст Антон, торговавший видеокассетами на "Горбушке" (вот тут хранится древняя заметка кинокритика А. Долина с упоминанием его коллекции, теперь в этом обзоре появилось нечто инопланетное). Место на "Горбушке" пало жертвой прожорливого рутрекера, но Антон по-прежнему заказывает переводы редких фильмов. Давным-давно я спросил его, почему он так любит чешскую новую волну, и Антон, поразмыслив, ответил, что это фильмы добрые. Ответ меня ничуть не вдохновил: маленькую доброту, известное дело, следует, как шляпу, оставлять в прихожей. Впрочем, Антон ошибался: ничего особенно доброго в чешской новой волне нет.



Герой "Крика" целый день не может дозвониться в роддом (зверская была жизнь без мобильных телефонов) и ближе к вечеру, стоя у телефонной будки, подслушивает разговор старушки, которую сын выгоняет из дома: долгожданные дети оказываются сволочами, истребляющими родителей. За кадром все случилось наоборот: во времена Гусака время пошло вспять, и глупые отцы задавили детей, которые занимались любовью в "Крике" и "Солнце в сети". Первые фильмы новой волны снимались всего через 12 лет после казни Милады Гораковой, и тень виселицы видна во многих сценах. Славек из "Крика", ремонтирующий телевизоры, заходит в школу к младшеклассникам, стучит по монитору, и начинается ядерная война: паранойя 50-х живее всех живых. Еще один визит: к кинокритику, диктующему секретарше рецензию на итальянский фильм. Вместо "капиталистический" приспособленец произносит "социалистический": можно представить, какие истерики устраивали из-за этой оговорки члены комиссии, принимавшей фильм. Другие намеки и тайные фиги сейчас уже не разглядишь. Какая-то странная склока на почтамте: вроде бы расист оскорбляет обуреваемого негра, начинается потасовка – наверняка нечто бунтарское, но за 50 лет яд испарился, и в этом эпизоде осталось не больше смысла, чем в ужимках Бастера Китона. Разумеется, от этого он стал только лучше. Влюбленные из "Солнца в сети" работают в колхозе, это была гнусная трудовая повинность, но теперь назидательность исчезла, сохранился только всемирный абсурд сельского труда. Готвальда только что выволокли из мавзолея, и блондинка из Братиславы надела модные солнечные очки и раздобыла транзисторный приемник.



Мариан Билик и Яна Белякова в фильме "Солнце в сети"



Тень виселицы, которая в "Крике" едва заметна, в "Шутке", снятой во время Пражской весны, появляется на первом плане. Персонаж романа Милана Кундеры мстит своему бывшему однокурснику-марксисту, по вине которого попал сначала в казарму для политически неблагонадежных, а потом на перевоспитание в каменоломни: соблазняет его глупую стареющую жену. Изощренная месть оказывается бессмысленной: у марксиста молодая любовница, а унылая карга ему не нужна. Когда тетка понимает, что ее обманули, она пытается покончить с собой, но вместо снотворного глотает слабительное и застревает в деревенском сортире. Чешская новая волна не успела подняться до циничных высот югославского черного вала, "Шутку" показывали какое-то время после советского вторжения, а потом запретили. Тут-то все и кончилось.



Недавно на сайте Colta.ru критики вспоминали недооцененных режиссеров. Мой список возглавили бы Иреш и Угер. Теперь, когда нет ни соцреализма, который они подрывали, ни цензуры, которую они обманывали, и политика ушла с прошлогодним снегом, в их фильмах осталось лучшее: расхристанность юности, тестостерон, недомолвки, алчная скорость 60-х, растерянность круглолицых блондинок, вечно занятые телефонные будки.


Хмурый прадедушка

Распечатать

8 прокомментировали

Поделиться в социальной сети

Картина Уильяма Блейка "Геката" (1795) на обложке русского издания "Города страшной ночи"

Дмитрий Волчек

Дата публикации: 27 марта 01:05

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология