Культурный дневник 04.06.2013- 30.01.2013

Граф Эрик Стенбок не расставался с огромной куклой, которую называл своим сыном, водил знакомство с Оскаром Уайльдом, держал в поместье диковинных зверей, курил опиум, красил ногти, в 1894 году выпустил книгу рассказов "Этюды о смерти" и вскоре умер. Через 100 лет рукописи Стенбока собрал музыкант Дэвид Тибет, но огромный том, который он готовился издать, по каким-то оккультным причинам так и не вышел. Дэвид поделился со мной своим архивом, и книга Стенбока "Триумф зла" в 2005 году появилась на русском. Появилась и тут же испарилась, теперь ее нигде не сыскать. Все в жизни Эрика Стенбока было изрядно скособочено, и судьба его сочинений тоже оказалась странной: в Англии, где он жил, они не изданы, зато великолепно переведены на славянский язык, графу не известный. Переводить вязкую викторианскую прозу сложно, и по счастливой случайности я нашел тогда замечательного мастера – писателя Валерия Вотрина, знатока темных литературных переулков. Он и подготовил "Триумф зла".

Прошло восемь лет, Валерий перебрался из Брюсселя в Москву и теперь перевел еще один шедевр викторианского подполья – поэму Джеймса Томсона "Город страшной ночи" (1874). Подозреваю, что именно Москва, один из самых мрачных городов на планете, вдохновила его на это свершение. Поэмой Томсона переводчики интересовались в разные времена, Максимилиан Волошин хотел напечатать ее в "Аполлоне" в 1908 году, фрагменты другого перевода появились в 1937-м, однако завершить труд в первый раз помешала декадентская распущенность, а во второй – большевистская безжалостность. Только в XXI веке удалось одолеть оба недуга.

Слух ходит – привиденья средь людей

   По улицам блуждают здесь во тьме,

Полны их речи вековых скорбей,

   Тайн жгучих, что в могиле как в тюрьме, –

Но многие считают их виденьем

Иль даже хуже – умопомраченьем,

   Ведь нет здесь никого в своем уме.

 

Пускай безумец, что в бреду горит,

   Поведать о грехах своих готов,

Он сокровенный помысл утаит, –

   Но призрак бесстыдливый не таков:

Краснеет от смущенья плоть нагая –

Кость голая торчит, стыда не зная,

   Смешны скелету саван и покров.

 

Иной здесь призрак – словно человек,

   А человек на призрака похож,

Странней фигур я не видал вовек,

   Брала от едкого дыханья дрожь:

Сей Город странен так и безысходен,

   Что человек здесь вовсе чужероден –

Фантомам лучше дома не найдешь.

Джеймс Томсон (1834–1882)

У поэмы Томсона много дальних родственников. Среди них – стихотворение юного Владислава Ходасевича:

В моей стране уродливые дети 

Рождаются, на смерть обречены. 

От их отцов несу вам песни эти. 

Я к вам пришел из мертвенной страны.

Еще один населенный фантомами город вечного мрака появляется у Ханса Хенни Янна в новелле "Свинцовая ночь". У Томсона тоже тьма поглощает всё:

Здесь фонари не гаснут, но при этом

Сыскать оконца, что мерцало светом

В домах сквозь тьму, едва ли б кто сумел.

Мрачность Томсона столь исступлённа и лишена усмешки, что кажется пародийной. Но автор, конечно, был исключительно серьезен, как сегодняшний семнадцатилетний гот, надевающий черный плащ и шагающий на концерт Бликсы Баргельда. Томсон, бескомпромиссный аутсайдер, носил свою отверженность, словно черную корону, и грозил Богу кулаком со страниц атеистических журналов. Один из его псевдонимов – Crepusculus, "сумрачный", другой – Биши Ванолис (второе имя Шелли + Новалис с переставленными слогами).

 Герой поэмы бродит среди мрачных домов, где зачахла Вера, пала под кривым ножом Любовь и угасла Надежда. "Любви, Надежды, Веры больше нет, Так есть ли Жизнь? Чем движим ее свет?" К 19-й главе он добирается до Реки Самоубийц, в последней, 21-й, смотрит на идола, крылатую жену – дюреровскую Меланхолию, хозяйку страшного города. "Никогда еще английская поэзия не видела произведения столь мрачного и пронизанного таким беспросветным отчаянием", – справедливо замечает переводчик. Последние годы жизни Томсона были ужасней его видений: он спился и скитался по ночлежкам. Судьба неблагосклонна к богоборцам.

Так выслушайте слово уст моих,

   Несу посланье мертвых и живых,

Великой радости благую весть –