Быков отважно, в полной рыцарской готовности, борется с мещанином. С бездарностями. С тупостью угасающей советской системы. И побеждает! В беспросветном 1984-м выходит без всяких купюр его великий фильм «Чучело». А через два года, после знаменитого выступления на Пятом революционном съезде кинематографистов, Ролан Быков входит в состав нового руководства – того, что призвано изменить систему управления кинематографом к всеобщему счастью. И…
И начинается трагедия.
Судьба нового руководства СК чем-то напоминает участь лидеров большевистской партии, когда те пришли к власти в семнадцатом году и на их неподготовленные плечики, которыми они привыкли пожимать в женевских кафе за кружкой пива, обрушилась Российская империя. Приходилось писать одни только декреты по 24 часа в сутки, пытаясь управиться с чудовищем, и мало кто выдержал это давление. В сумасшедший режим реорганизации входит и Ролан Быков, борясь, митингуя, учреждая новые объединения, фонды и союзы. Вроде бы многое получается – и тут же летит к черту. Не хватает кадров, не хватает денег, не хватает сил. Инфаркт за инфарктом. А главное – положение дел с детским кино нисколько не улучшается, а новых работ Ролана Быкова, хоть как-то сравнимых с прежними, так и нет!
Умом он понимает: происходит что-то неладное. «Жуткий период в моей жизни: огромные усилия, непрерывная работа и творческий простой. Ад. В том мире, в который я окунулся, – сплошные мертвые души…» Но его уже полностью захватила какая-то могучая и неумолимая машина, безжалостно перемалывающая его жизнь и все дальше уводящая от личного творчества. «Чучело» так и остается последним крупным свершением мастера, а ненавистный мещанин побеждает вроде бы абсолютно, на всех фронтах!
Этот самый «родственник», о котором писал Быков, нынче на всех экранах, во всех компьютерах, его ненависть к высокому свободно изливается потоками гнилой речи, его маленькая грязненькая жизнь торжествует, его мораль победила. Вопрос «должен ли актер быть умным?» можно задать разве в шутку – актеры сотнями превращаются в тупых марионеток. А беспросветная пошлость стала единственным направлением массовой культуры.
Но под всем этим торжеством низменного лежит ужасная тоска по чему-то другому. Человеческий дух задавлен, но он не умерщвлен (потому что бессмертен!). Он продолжает биться и после смерти – вот и дневники Быкова возвращают читателю высокий образ «маленького человека с великим даром», учителя, бойца, умницу, может быть, гения. Его бьющаяся мысль, его дивные фильмы и роли, его меткие наблюдения, его дар понимания детства, его неимоверное обаяние – всё с нами.
«Мысль о том, что добро должно быть с кулаками, – демагогический перевертыш. Победа добра не в подавлении, не в уничтожении, не в захвате… Добро побеждает тогда, когда оно остается добром, – в этом и есть его победа. Добро не воюет и не борется, оно существует или нет», – Ролан Быков.
Прекрасная
Белла Ахмадулина родилась в 1937 году, когда по русской земле гуляли смертельные ветры, – и все равно люди, в своем святом упрямстве, любили друг друга и рожали себе мальчиков и девочек.
Девочке с раскосыми глазами и татарской фамилией суждено было воплотить святое упрямство любви и стать Прекрасной дамой русской поэзии второй половины XX века.
Когда мужчины хотят похвалить женщину за работу, они говорят – это неженская сила, это мужской ум. Так вот, в Белле Ахмадулиной не было ничего мужского – ни в облике, ни в манерах, ни в стиле жизни, ни в уме. Это была абсолютная, беспримесная, прекрасная женщина, исключительно владевшая Русским Словом.
Ее слабости были маленькими и человечными, а ее сила – чистой и высокой. Пикантная девушка, красиво завывавшая со сцены Политехнического в начале шестидесятых, отстаивала права души жить в прекрасном Божьем мире, а не в уродском обществе. Пожилая великолепная женщина, вышедшая в 2007 году на свой юбилейный вечер в Александринском театре (она собрала полный зал с тремя ярусами), эти права осуществила. Белла Ахмадулина не потеряла ни грана читательской любви, не откликнувшись ни на какой мусор, ни на какую пену своего времени. Последние годы она подолгу жила за городом, где однажды сочинила цикл стихов на постепенное расцветание черемухи. Она считала, что это истинное дело поэта – наблюдать за черемухой, – и она была совершенно права!