Куртизанка Сонника. Меч Ганнибала. Три войны

С восторженными кликами римляне бросились вперед, и в ту же минуту с горы, справа, раздался звук пунийских труб, с другой стороны послышался ответный сигнал, еще немного и те же звуки, глубокие и протяжные, донеслись из глубины долины, с тыла прозвучал тот же сигнал, и на римлян посыпался град копий и разных метательных снарядов... За густым туманом врагов поначалу не было видно, но они теперь сбегали с гор, появлялись из ущелий, кололи и рубили. Римляне оказались в отчаянном положении; в десяти шагах ничего не было видно: тут вода, там горы... Нечего было и думать о грамотном сражении, о том, чтобы развернуть строй: всякий сражался с тем, кто был перед ним, и для всех было ясно, что они заперты и окружены; нужно было истребить возможно большее количество врагов,— в этом была единственная надежда на собственное спасение.

Сражение было единственное в своем роде. Гром труб, бряцание оружия, свист стрел, яростные крики сражающихся, вопли раненых, стоны умирающих... И все это в густом тумане, так что никто не видел, где другие, никто не знал, возможно ли спасение. В то время, как люди бесцельно рубились, истребляя друг друга, разразилось страшное землетрясение: дома падали, города разрушались, горы разверзались, но бившиеся у Тразимена не чувствовали, что земля колеблется, не слышали подземного гула, не видели волн, без ветра вздымавшихся на озере: каждый рубил в тумане и, если перед ним был враг, убивал, если друг, становился с ним рядом.

Когда туман рассеялся и выглянуло солнце, римляне увидели всю безвыходность своего положения и стали думать лишь о спасении. Что делать? Они окружены врагами и нечего думать пробиться, остается лишь озеро. Многие бросали свое оружие и кидались в воду, надеясь переплыть,— но озеро было шириной в час пути, и волны высоко вздымались. Спастись удалось лишь тем, кому посчастливилось незаметно в тумане прошмыгнуть между врагами или проскользнуть через ущелье.

Сражение при Тразимене было настоящей бойней! Пятнадцать тысяч воинов с консулом Фламинием здесь обрели свою смерть, и, по крайней мере, столько же было взято в плен. На целый час пути берег был покрыт трупами, которые не дождались погребения, и пропитанная людской кровью долина скоро была прозвана «полем костей».

Из пленных Ганнибал оставил только настоящих римлян, остальных отпустил без выкупа.

— Идите с миром! — сказал он.— Возвестите у себя на родине, что я пришел не для того, чтобы поработить италийские народы, а для того, чтобы освободить их от римского ига; я веду войну только против поработителей с Тибра! Кто хочет вернуть себе свободу и самостоятельность, пусть примыкает ко мне!

Теперь необходимо было дать отдых войску, измученному переходом через болота. Переход этот произвел в войске страшные опустошения: пал последний слон, множество лошадей, воины болели и были истощены, — пожалуй, только Ганнибал мог с таким войском одерживать победы.

Время отдыха было использовано для того, чтобы ливийцев вооружить по римскому образцу, разделить на полки и так подготовить, чтобы они могли выдержать и более продолжительное сражение в открытом поле, не пользуясь преимуществами нападающей стороны или засады. А когда армия пришла в боевую готовность, Ганнибал двинулся к Адриатическому морю и впервые за все время пребывания в Италии послал прямое донесение в Карфаген. Отсюда он повернул на юг; для осады Рима его войско, при всей своей храбрости, было чересчур малочисленно.

Ганнибал ошибся в своих расчетах: он думал, что стоит ему, освободителю, появиться, и все подвластные Риму народы возьмутся за оружие, чтобы под его знаменами вернуть себе независимость; так было бы нетрудно освободить всю Италию от римского владычества, но италийцам не хватило воодушевления. Они свыклись со своим подневольным положением; в укрепленных городах имелись римские гарнизоны, которые, конечно, отомстят, как только Ганнибал уйдет; окончится война, отплывет за море пунийское войско, и римские легионы снова наводнят страну. Для италийских народов Ганнибал был не вестник освобождения, а непрошеный нарушитель спокойствия, принесший в страну бедствия войны.

Близких побед тоже не ожидалось — враг не рвался в бой. После сражения при Тразимене весь Рим облачился в траур, оплакивая гибель своих сынов, и жил под страхом внезапного появления Ганнибала. Тогда сенат избрал диктатора, то есть поставил во главе государства правителя с неограниченной властью. Он мог, не справляясь с мнением сената, вербовать и распускать войска, заключать мир и союзы и расторгать их; он распоряжался жизнью и смертью граждан; эта полнота власти давала диктатору возможность без промедления принимать любые меры, что должно было спасти город.

На этот высокий пост сенат избрал Квинта Фабия, и лучшего выбора нельзя было сделать.