Куртизанка Сонника. Меч Ганнибала. Три войны

Зима миновала, наступила чудесная весна 216 г. до Р. X. Римляне подошли, расположились на берегах Ауфидуса, и тотчас же начались мелкие стычки: каждая сторона старалась задеть другую при встречах у реки, куда и те, и другие ходили за водой. Так шли дни и недели. Осторожный Павел довольствовался этими наскоками, но пылкий Варрон жаждал решительного боя и победы. Того же требовало и войско: римлянам хотелось померяться силами с варварами. Учитывая такое настроение, Варрон объявил однажды под вечер, что на следующий день он перейдет в наступление, дабы положить конец войне.

В тот же день, после заката солнца, Ганнибал в платье простого воина отправился с несколькими ливийцами на реку за водой: он довольно часто предпринимал эти прогулки, чтобы ознакомиться с настроением неприятеля.

На этот раз он заметил, что римляне как-то особенно высокомерны и заносчивы; тогда он стал вызывать неприятеля на решительный бой. Число римлян, находившихся вблизи, было слишком незначительно для нападения, и они крикнули: «Завтра мы вас всех уложим!..» А когда Ганнибал презрительно крикнул им в ответ: «Вы не посмеете!»,— те снова пригрозили: «Подождите! Завтра мы вам покажем, как бьются римляне!»

Этого было достаточно. Ганнибал велел своим людям рано лечь спать, чтобы пораньше встать, подкрепиться пищей и питьем и до восхода солнца начать бой.

Варрон, в свою очередь, готовился к решительному бою, и его войска на заре были вполне готовы; всех воодушевляла радостная надежда на победу, так как тут не было ни пещер, ни ущелий в которых неприятель мог бы укрыться, ни одного холмика на горизонте, ни одного ручья. На открытой равнине можно развернуть строй, использовать свое боевое уменье.

Кроме того, у Варрона было почти девяносто тысяч воинов, а карфагеняне не насчитывали и пятидесяти тысяч, и самый злейший враг не мог бы отказать римлянам в храбрости, в уменье сражаться и побеждать. Со времен Ромула и своего основания, Рим никогда еще не выставлял такого большого, так хорошо вооруженного войска; сегодня на бой шли представители знатнейших римских родов, цвет аристократии.

Воины перешли реку, обе консульские армии соединились и в боевом порядке выстроились против неприятеля. Середину занимала хорошо вооруженная пехота, правое и левое крыло составляла конница, перед строем стояли пращники, лучники и копейщики. Эти легкие отряды открывали сражение и вели его, пока оно не переходило в рукопашный бой. В таком же порядке были выстроены полки Ганнибала. Одним крылом обе армии подходили к реке. Еще до начала сражения выяснилось, что внешние условия не одинаковы для враждующих сторон. Сильный юго-восточный ветер гнал песок римлянам в лицо, а пунам в тыл; по мере того, как солнце поднималось, оно слепило римлянам глаза, между тем как пуны от него не страдали.

Раздался трубный клич, за ним последовала команда, и бой начался. В самом же начале сражения камень пращника ранил в голову консула Павла, командовавшего правым крылом всадников. Отерев струившуюся по лицу кровь, он храбро помчался вдоль реки на вражескую конницу. Однако пунийские наездники превосходили римских, и те вынуждены были отступить. То же было и на другом фланге. Зато в центре развертывалась иная картина. После выступления пращников и стрелков пунийская пехота быстро врезалась в ряды противника, но после первого же натиска была отброшена далеко назад. Римляне с радостной надеждой предвкушали миг, когда враг будет разделен и легко станет их добычей. А в том месте, где ряды пунов были разорваны, на коне возвышался сам страшный Ганнибал! Что он должен был испытывать в эту решительную минуту?!

Он подал знак; находившиеся около него горнисты протрубили сигнал, который разнесся по рядам до крайних пределов войска, в ту же минуту загремели трубы всадников, раздался топот десяти тысяч коней, и оба крыла широко развернутым фронтом устремились к центру, разя римлян с двух сторон и с тыла. Судьба сражения была решена.

Долго длился еще геройский, отчаянный, упорный бой, но исход не оставлял сомнений. Тысячи римлян, среди них много бывших консулов, как и их начальник Минуций, своей кровью запечатлели свою верность отечеству, а тысячи бежали с поля битвы. Римляне потерпели ужасное, небывалое поражение; они потеряли семьдесят тысяч человек, из них восемьдесят сенаторов, двадцать военных трибунов, много видных должностных лиц и членов знатнейших фамилий. В этой битве погиб и Павел Эмилий.

А в пуническом лагере другой герой окончил свой жизненный путь в битве при Каннах: окруженный двумя десятками врагов, сраженных его мечом, лежал Бодашторет. Маттан на коленях склонился над ним, стараясь задержать отлетавшую жизнь. К умирающему подошел Ганнибал и, протянув ему руку, сказал:

— Бодашторет, отцу и тебе я обязан тем, что я есть и что я делаю; ты с детства учил и воспитывал меня; твоя заслуга в том, что мне удалось сделать, в том числе и в сегодняшней победе. Карфаген благодарит тебя!

В глазах умирающего блеснул луч счастья, он прижал ко лбу руку победителя и скончался.