Квинтовый круг

Ответ, вероятно, озадачил, и пока экзаменатор (я воспринимал его так) думал над следующим вопросом, я прикидывал, сколько их последует, пока прояснится истина. Но главврач решил ломиться напрямую, нарушая чистоту эксперимента:

– Снимаю ограничение: разрешаю тебе назвать фамилию того, кто дал тебе дипломат с деньгами.

– Майор Искренко.

Очевидно, это было воспринято как издевательство.

– Получай!

И сразу же удар, нет – ожог, а может быть, и то, и другое одновременно. Моя плоская сущность была подброшена вверх вздувшимся пузырем, и на долю секунды я перестал существовать, а затем воспринял себя скулящей студнеобразной жижей, вытекающей из воронки.

– Еще дать?

– Нет!!

– Тогда давай без юмора.

– Но это действительно так! – торопясь, глотая окончания слов, старался убедить я того, кто умеет делать так больно. – Мне в управлении, которое в желтом доме, вернее – в машине, дипломат… вручил майор Искренко…

В течение получаса рассказывал я, что произошло со мною за последние сутки, и, судя по репликам, которыми они обменивались между собою, для них было неприятной неожиданностью узнать об участии в этом деле милиции.

– Ну ладно, – донеслось до меня сквозь пелену тумана (как ни старался, я не смог сфокусировать хрусталик), – отвечай дальше на вопросы. Ты знаешь мальчика?

Вот он, основной вопрос, ради которого все было и затеяно. Но как на него ответить, чтобы расхождение лепестков индикатора или отклонение стрелки было в соответствии с моим ответом?

– На этот вопрос нельзя ответить однозначно, – решил я не рисковать.

На это белесая пелена отреагировала смехом:

– Да этот блин, как компьютер, отвечает… Хорошо, нам, собственно, подробностей и не надо. Внимание! – основной вопрос: ты знаешь, где прячут мальчика?

– Нет, – без промедления отвечаю я, как школьник, радуясь, что вопрос достался легким.

– А ты знаешь, кто это знает?

– Нет.

Пауза. В мое затуманенное сознание вкрапливаются фрагменты разговора: «Ни хрена он не знает», «Да и та тоже…», «Зря притащили», «…милиция на хвосте», «В Барбаши, когда стемнеет».

– Скисает уже, – произнес кто-то погромче.

– Отключай.

«Скисает» – это про меня, это я сам чувствую. Сознание дробится, сворачивается и проваливается в микроскопические черные дыры. Но пока предложения не начали разваливаться на отдельные слова и буквы, я должен сформулировать мысль.

Но, к сожалению, не успел.

2

…Пронзительный женский крик, расколов тишину, вытолкнул мое сознание на поверхность колеблющейся розоватой реальности. Я сижу на чем-то сыпучем и холодном. Босиком. Мои руки за спиною и, судя по тому, что я не могу пошевелить ими, связаны. Шагах в двух от меня темная колонна, в которой я немного погодя рассмотрел ствол дерева. Потрескавшая его кора освещалась неровным светом костра. Ночь…

Чуть ниже по склону (я уже понял, что сижу на песчаном берегу) в свете костра две человеческие фигуры. Один, массивный, сидит ко мне боком, положив руки на поднятые колени. Второй на корточках подкладывает в огонь хворост. Ну а рядом? – перевел взгляд и увидел то, о чем подумал: длинное и белое – это Вита. А у костра Котя и Шашлычник. Но это уже не сон. Во сне вместо Коти был Гнутый.

Котя и Шашлычник сейчас были не в халатах, а в джинсовых куртках. У Шашлычника еще поверх была натянута брезентуха. Как и во сне, реки не видно, но чувствуется сырой запах воды, тины, цветущих водорослей. Ни одной звезды, и кроны деревьев сливаются с темным небом.

– Теперь опять твоя очередь, – слышу я голос Коти.

– Не хочу больше, – отвечает Шашлычник.

– Быстро же ты выдохся.

– Да ну ее к черту! Лежит, как бревно, да к тому же холодная, как курица из морозилки.

– А ты ее подогрей, чтобы расшевелилась, – гнусаво хихикает Котя.

– Это ты вовремя напомнил, – заметил Шашлычник и, взяв чехол от удочки (нет, скорее всего, что-то из одежды Виты: зачем здесь удочка?), достал из костра раскаленный прут.

– Да брось ты, – передумал Котя, – разорется на всю пойму, из Барбашей люди прибегут.

– Пусть орет, – ответил Шашлычник, направляясь к Вите, – я люблю, когда орут и пахнет жареным мясом.

«Мамочка, мамочка!» – услышал я шепот Виты.

Я знал, что сейчас произойдет, рванулся, но меня капитально привязали к коряге, которая только слегка качнулась, ткнув мне в спину щупальцами корней. Вита коротко вскрикнула и смолкла, будто ей зажали рот ладонью. Шашлычник бросил прут и наклонился.

– Чего это она? – спросил Котя.

– Сердце, видать, слабое, не выдержало, – пояснил Шашлычник. – У меня уже был такой случай с хилым клиентом.

– Тем лучше, – заметил Котя.

– Все равно, для надежности нужно… – не закончил фразу Шашлычник и что-то достал из кармана куртки.

Хлопок выстрела прозвучал, как лопнувшая электрическая лампочка: очевидно, пистолет был с глушителем или его завернули в тряпку. Шашлычник возвратился к рюкзаку и достал из него сверток. Шурша, развернул целлофановый мешок.

– Приподними ее, – сказал он Коте, – затолкаем.

– Берись за нее сам, – заартачился Котя, – а я подержу мешок.

– Давай, если такой брезгливый.

– А может, так столкнем?

– Сказано же, в мешке. Целлофан экранирует.

– А без него?

– Оживет якобы.