Квинтовый круг

– Корреспондента везем.

«А те?»

– Шашлычник раков кормит, а Котя успел уйти по воде.

«Ладно. Гребите сюда».

Возле кинотеатра «Юность» мы поворачиваем с освещенной магистрали вправо. Дом, в котором я живу, метров двести отсюда. Слева темный массив зеленой зоны одиннадцатой больницы.

– Завязать глаза? – нарушил молчание Таран.

– Что? – не понял Гнутый. – А… ты об этом. Зачем? Пускай смотрит. Теперь осталось недолго…

Не ясно, что имел он в виду, да и сейчас это меня особенно не волновало: я еще не окончательно отошел от наркотика, а вторые сутки мытарств окончательно меня вымотали.

Пересекаем трамвайные рельсы и оказываемся в лабиринте Вишневой балки.

Езда ночью по частному сектору что Дар-горы, что Вишневой балки не отличается друг от друга. И там, и здесь темень, колдобины, собачий лай, а дома за сплошными заборами кажутся нежилыми. И те же бревна, кучи песка, чернозема и угля возле ворот, и те же скамейки возле калиток.

Когда почти впритык останавливаемся возле зеленых металлических ворот, высветив два ярких пятна на створках, я понимаю, что мы приехали.

3

Таран вышел из машины, подошел к калитке и, очевидно, нажал на кнопку: во дворе звякнуло, и тотчас залаяла собака. Вскоре там зажегся свет. Кто-то с той стороны подошел к калитке и, открыв задвижку на небольшом оконце, стал смотреть на Тарана.

– Не узнала, что ли? – нарочито грубо спросил он.

За калиткой не ответили, но, закрыв задвижку, стали отпирать ворота.

Въезжаем во двор. Сбоку, прикрываясь от света ладонью, стоит пожилая, статная, высокого роста женщина. Скользя цепью по натянутой проволоке, к ней подбегает косолапый пес, какой-то вытянутый и заросший, но уже не лает, а, вывалив язык, останавливается рядом с хозяйкой.

– Привет, Михайловна! – выбираясь из машины, здоровается Гнутый, но та, не отвечая, закрывает ворота. – Придержи псину, – говорит он Тарану, – а то порвет кальсоны на журналисте.

Таран взял собаку за ошейник, отвел к будке и зацепил звеном цепи за гвоздь.

– Пошли, – толкает меня Шлеп-Нога.

Выхожу из машины и оказываюсь в ухоженном дворе. Слева двухэтажный особняк под оцинкованной кровлей, рядом летняя кухня, соединенная с домом галереей, прямо гараж из силикатных блоков. У входа в дом две невысокие голубые ели, цветник. Фруктовых деревьев не видно: они, скорее всего, там, за гаражом, в темноте.

На высоком крыльце рослый молодой парень.

– Привет, Шурей, – обменивается с ним Гнутый рукопожатием. Шурей очень похож на женщину: та же стать, то же красивое лицо – видать, сильные гены.

– Заходите.

Входим в просторный ярко освещенный коридор, стены которого оклеены коричневым пенопленом. Полка для обуви, двухстворчатый шкаф, бра с украшением в виде колокола.

– Разувайтесь, – предложил Шурей, – вот тапочки. А то мать не любит… – и замолчал, посмотрев на мои босые ноги. – А ты иди сюда.

И открыл дверь ванной.

– Вот полотенце, а этим вытрешь ноги, – сказал он, шлепнув на пол тапочки, – можешь принять душ. – И закрыл дверь на защелку.

Я с удовольствием освежился, а когда глянул на себя в овальное зеркало над умывальником, то увидел, что выгляжу вполне сносно, если не считать еще не совсем сошедшей красноты (особенно на шее) от «черемухи» да мышиного цвета халата. Постучал в дверь, открыл Таран.

– Пошли, – и пропустил меня вперед.

Проходная комната, играющая роль прихожей, сервант, двухкамерный холодильник, кресло в углу. Справа дверь на кухню, прямо в основные комнаты. Из кухни выходит Михайловна.

– Покорми мужика, – говорит она Тарану и проходит мимо, строгая как пирамида Хеопса.

– Да я и сам бы не прочь…

– Обойдешься. Час назад как ели.

– Не час, а полтора, – уточняет Таран.

Заворачиваем на кухню. Стандартная, покрытая белым пластиком мебель, в углу еще один холодильник, над газовой плитой фильтр. На столе тарелка со вторым: две котлеты с картофельным пюре, керамическая кружка, видать, с компотом, салат из свежих помидоров, хлеб в плетеной тарелке.

Пока я ел, Таран раза три лазил вилкой в кастрюлю на плите и торопливо глотал над раковиной котлеты.

– Ну, вот и подзакусили, – подмигнул мне Таран, смывая крошки из раковины, – а теперь пошли.

В просторном зале, не загроможденном мебелью (диван, два кресла, большой журнальный столик, румынская стенка для книг, в нише которой работающий телевизор), сразу же бросался в глаза настоящий камин.

На диване сидел Гнутый, в кресле – мужчина лет под шестьдесят, плотный, с короткой седоватой стрижкой, с резкими, несколько тяжеловатыми чертами лица. Сразу видно, что хозяин. Спортивный костюм обтягивал мускулистое тело. Он поздоровался со мною, когда мы вошли, и несколько секунд пристально рассматривал.

– Садитесь, – указал он мне на второе кресло, – а ты помоги Шурею перетащить трансформатор в гараж.

Таран вышел.

На столике стояла наполовину выпитая бутылка коньяка, блюдце с кружочками лимона, ваза с фруктами.

– Налить? – спросил он меня, сделав жест в сторону бутылки.

– Я уже поужинал.