– Мон женераль! – рявкнул крот, козыряя лапой. – Позвольте сделать неприятный рапорт.
– Откуда взялось это чудище?! – взвизгнула Дертье.
– Откуда взялось ЭТО чудище?! – не остался в долгу крот.
– Позволь тебе представить, – растерянно начал Перегринус, – мой старинный друг…
– А вот этого не надо! – заорал Моля. – А вот от таких знакомств прошу меня избавить, уважаемый благодетель! По гроб буду обязан.
– Не больно-то и хотелось, – Дертье дернула плечиком и надулась.
– Откуда они такие только берутся!.. – пробурчал Моля и энергично заработал лапами. Трещина сомкнулась, и уже из-под земли донеслось:
– Богиня, богиня, я умру от тоски!..
– Это крот? – спросила Дертье.
– Крот, – подтвердил Перегринус.
– А почему он такой… красный?
– Он не красный, он пурпурный крот.
– Ах как интересно! Пурпурный крот… В меня влюбился пурпурный крот!
– Откуда ты взяла, что он в тебя влюбился?
– Он ведь сам сказал: «Богиня, богиня, я умру от тоски!..» Никто его за язык не тянул.
– У него жар, он просто бредил! Но вообще-то они ужасно влюбчивы, эти пурпурные кроты.
– Вот видишь! Вот видишь! – обрадовалась Дертье. – Расскажи о моем кротике, пожалуйста!
– Это длинная история.
– Тогда не надо. Оставим ее до вечера. Я обожаю слушать длинные истории про пурпурных кротов. Перед сном.
«Что она хочет этим сказать? Она собирается ночевать здесь, на плато?! А может быть, поселиться навсегда?..»
– Про крота расскажешь вечером, а сейчас давай про твоих любимых зудилл. Кто, что, зачем, откуда и тэдэ. Ишь, как они разрезвились.
Семья зудилл, полный комплект – 64 штуки, были заняты самой ответственной операцией: нити, скрученные из солнечных лучей, они подхватывали с зеркальной поверхности озера и вплетали в основу, натянутую между горными пиками, окружавшими плато. Отделив очередную нить от прохладной воды, зудилла, словно крошечный золотой челнок, протягивала её между частыми нитями основы.
За озером блестела и переливалась целая гора готовых, аккуратно сложенных парусов.
Некоторое время Дертье наблюдала игру солнечных зайчиков над своей головой, а потом сказала:
– В общем-то, мне теперь всё ясно. Ничего объяснять, пожалуй, не надо, но где ты их достал, этих золотых шмелей? И зачем тебе столько парусов?
– Дело в том, Дертье, что в прошлом… (Боже, боже, я назвал те времена прошлым так уверенно, словно отказался от них навсегда, словно ничего во мне от них не осталось!) Так вот, когда-то я был гонщиком…
– Гонщиком? Ты за кем-то гнался?
– Ни за кем я не гнался. Я всегда был первым – другие пытались догнать меня. Это были прекрасные времена: начало эры солнечных яхт! Четыре раза подряд я выигрывал Большую Регату…
– И никто не мог тебя догнать? Что-то ты от меня скрываешь, старый хитрый лис: большие скорости недостижимы, если нет значительной цели.
– Сама скорость – это и есть значительная цель!
– Расскажешь кому-нибудь ещё! – Она помолчала и с какой-то отчаянной надеждой в голосе вдруг спросила: – Ты, верно, сам хотел кого-то догнать, ведь правда?
– Понимаешь ли, сама скорость – значительная цель, – неуверенно повторил он.
– Хорошо, хорошо, пусть будет скорость, – быстро согласилась Дертье, и её щёки окрасил тонкий румянец: она была смущена своим внезапным порывом. – Но все-таки откуда взялись зудиллы?
– Несколько штук запутались в парусе моей яхты…
– О, вот это мило! – воскликнула Дертье с прежней интонацией. – Как такое могло случиться?
– Элементарная небрежность: не учел снос судна реликтовым течением и зацепил парусом кончик кометного хвоста, где гнездились зудиллы.
– Ах, зацепить комету за хвост! Это же очень опасно! Впрочем, продолжай, врунишка Перегринус.
– Всё, – Перегринус развел руками, – вот таким образом я приобрел этих… шмелей.
– Зудилл, – поправила Дертье. – А теперь о парусах: зачем тебе столько парусов?
– Накопились… Не знаю причины, но вот уже много лет за ними никто с континента не прилетал. Возможно, солнечные яхты вышли из моды. Когда ты появилась в бунгало, мне почему-то показалось, что тебе нужен солнечный парус.
– «Мне нужен солнечный парус»! – передразнила она. – И это всё? Ты мне всё сказал?
– Все, – твердо ответил Перегринус и перечислил, загибая пальцы: – О гонках рассказал, о парусах и зудиллах тоже, о Моле вечером расскажу. А больше рассказывать не о чем…
– Стоило жить! – Дертье отступила па шаг и оглядела Перегринуса с ног до головы. – Сколько тебе лет?
– Тридцать шесть, – соврал он.
– Ты выглядишь старше.
Это был корабль со старинной гравюры.
Каравелла стояла на самом краю базальтового уступа. Округлые кануны подпирали корпус судна со всех сторон, словно окаменевшие от времени волны. Высокие мачты были лишены привычного парусного убранства, и всё-таки каравелла производила впечатление полной готовности к самому отчаянному плаванию.
– О! – послышалось рядом, и маленький чёрный вихрь понесся по склону прямо к чудесному кораблю. Он проводил Дертье взглядом и подумал, что, может быть, настоящая Ночь вот так же стремительно взлетела некогда по широкой лестнице к дверям бального зала…