Квинтовый круг

– Да, тут мне крыть нечем, – покорно согласился крот, – однако на вашем месте я бы не стал упрекать верного вассала в минутной слабости. Кстати, она мне давным-давно безразлична, ваша Ноченька. Не стану скрывать, порой её образ будил во мне поэтический посыл, но и только. Нужно быть круглым дураком, чтобы верить во все эти женские штучки!..

Он плеснул себе в рюмку, оттуда транзитом в пасть и крякнул довольно.

– Видал? Вот моя вера! Ха-ха… Командор называется. Какой же ты, к черту, командор, если огнённую воду не пьешь?! Паяц ты картонный, а не командор! Ха-ха-ха!

Подошла Дертье с подносом в руках.

– А куда делась Дора? – спросила она и плеснула ладонями: – О! Какой пьяненький кротик, какой он милый, мой поэт!

– Мадемуазель Дертье, или, как вас там, Ноченька, – прохрипел старший лоцман, – мне неприятна ваша фамильярность.

– Ради бога, извините!.. Я не хотела сказать что-нибудь обидное. Я буду паинькой. Что прикажете подать: чай, кофе?

– Сигару, – снизошел Моля.

– Сию минуту, – обрадовалась Дертье и убежала в кают-компанию.

– Нехорошо получилось, а, шеф? – Моля почесал загривок короткой лапой. – Все-таки она безумно хороша. Не следовало мне «как вас там»… Ведь как ни крути, принцесса грёз моих.

Он икнул раз, икнул другой и не переставая икал до тех пор, пока Дертье не вернулась с прекрасной сигарой «Сан-Феликс». Только тогда невероятным усилием воли крот подавил приступ икоты и сказал полную чушь:

– Я извинился за себя перед командором, пардон, я имел в виду… я извинился за вас перед командором… Тьфу, дьявол!

Поняв наконец, что с этой фразой ему не справиться, он сделал лапу кольцом и путано попросил:

– Сударыня, почту за честь… буду обязан… как примерный семьянин, всегда рад!..

Дертье подхватила пьяного в дым крота за пышную талию и повела к палубному люку, приговаривая:

– Порезвились и будет, теперь и баиньки пора, ведь правильно? – Крот еле стоял на ногах. – Ну, солнышко, что с тобой? Соберись, пожалуйста, постарайся быть мужчиной.

– Вы сомневаетесь в моих мужских качествах, мадемуазель? – крот уперся как скала.

– Упаси господь! – Дертье водило от смеха не хуже бравого лоцмана.

– Не упади в люк! – крикнул Перегринус.

– Идущие на смерть приветствуют тебя… – пролепетал крот ему в ответ, попытался поднять лапу в знак салюта, но тут колени его подогнулись, и он рухнул в черную дыру прямо на голову многострадальной Доре.

* * *

– Эй! – позвала Дертье. – Не оглядывайся всё время назад: нас никто никогда не догонит.

– Привычка, – улыбнулся Перегринус. – Иногда случаются удивительные казусы. У моей первой яхты, «Патти Лу», были для того времени довольно высокие стартовые качества…

– Нас никто никогда не догонит, – перебила его Дертье. – Я тебя немножко обманула. Насчет регаты. Нет никакой регаты… Точнее, мы единственные участники в этой регате. – Как – единственные?..

– Ты слишком долго жил на плато. Эпоха солнечных яхт миновала, Перегринус. У людей сейчас совсем другие заботы, мне бы следовало сразу тебе сказать: на Континенте беда.

– Чиф, позвольте доложить, – донеслось из-под палубы, люк открылся, и в проеме показалась помятая физиономия Моли. Она была нехорошего, бледно-сиреневого цвета..

– Чиф, – бодрился гуляка-крот, – в самом-то деле, позвольте доложить, я полностью в курсе по этому тонкому делу.

– Можно нам хоть раз в жизни поговорить без свидетелей! – не выдержал Перегринус. – Один-единственный раз!

– Почему же нельзя, если один-единственный, – пробурчал крот, запыхтел, хрюкнул и полез на фот-мачту. – Всегда так: хочешь как лучше, а получается… вовсе ничего не получается. Даже выслушать толком не желают! Тоже крон-принц нашёлся!.. Спохватится, да поздно будет! – донеслось с высоты. – Итак, на Континенте беда.

– Беда! Настоящая, страшная беда! Эпидемия. Болезнь. Самый натуральный Армагеддон. Представь себе: они все говорят без умолку, но куда-то в сторону и только о себе. Они все слушают, но всегда с какой-то самодовольной ухмылкой: говори, мол, братец, болтай, сколько твоей душе угодно, но тебе нас не провести, уж будь уверен. Они все вместе, и они одиноки, как бильярдные шары. На Земле настали плохие времена: люди стали верить отпечаткам пальцев, а не честному слову.

И ведь неизвестно, кого лечить! Все они отлично выглядят, и на вид очень здоровые мужчины и женщины. Кровяное давление в норме, глазное дно без патологии, РОЭ тоже очень хорошая.

Есть, правда, один симптом. В последней стадии болезни сердце бьется с точностью метронома – 72 удара в секунду: за утренним чаем и в новогоднюю ночь, и даже если тонет ребенок или горит больница, всегда, всегда, без единого сбоя, пока вдруг не станет – толчком и сразу. А при вскрытии обнаруживается, что оно сплошь покрыто рыбьей чешуей.

Случаев таких становилось все больше, но их всячески старались скрыть, сохранить в тайне, а тем временем строили на дорогах санитарные кордоны и всё искали, искали, откуда идет эта зараза.