Квинтовый круг

– Осмелюсь доложить, собственным хвостом, согласно уставу. Далее: через несколько минут каравелла войдет в пространство Сонаты Весны. И, наконец, – крот довольно ухмыльнулся, – еще один приятный пустяк: она совершенно здорова. Пока вы почивали, я провел с пациенткой сеанс интенсивного гипноза, и теперь она резва и благоуханна, как… лилия долин! Вот она – сила животного магнетизма!

– Идите все сюда! – долетело с капитанского мостика. – Старый хитрый лис, никакой ты не лис, а самый обыкновенный соня! Тащи его наверх, Жан-Люк, он здесь живо очухается! О, боже правый, скорей поднимайтесь ко мне!

Четыре солнца – фиолетовое, два красных и четвертое, жёлтое, как цыпленок, выкатились одно за другим, друг друга догоняя, по правому борту. Порыв солнечного ветра растрепал волосы Дертье, и из-за маленького уха вертикально вверх, звеня в полете «зинн-на…», взвилась золотая капля. Крашеная марля, ветхая и в белесых потеках, взметнулась ей вслед, опустилась же шёлком и кручёным виссоном. Ветряные мельницы – сотни, тысячи ветряных мельниц! – на далеких холмах и за морем пришли в движение, набрали обороты и рассекли облака на части. Ликовала бронза далеких колоколов, трещали липовые почки, пахло талой водой. Над палубой каравеллы пронеслась стремительная эскадрилья юных стрижей, и тогда впереди, прямо по курсу судна, заволновались и поплыли полотнища флагов.

– Что это?! Что это все вокруг нас?!

– Соната Весны. Аллегро, если не ошибаюсь.

– Как здорово! Соната Весны… Какое прекрасное аллегро!

– Какое прекрасное аллегро нон троппо, – не удержался откорректировать всезнайка крот и, как с ним иногда случалось, оказался не совсем прав: в тот момент каравелла пересекала Виртуозное Скерцо.

– Странное чувство, – задумчиво произнесла Дертье. – Очень знакомый пейзаж.

– Вовсе не исключено, и даже очень может быть, – подкрякнул Моля. – Пространства Сонатных форм, как это ни печально, изъезжены вдоль и поперек, однако для настоящего художника работа всегда найдётся.

Он с треском распахнул коробку видавшего виды этюдника, ловко укрепил её на треноге и замахал кистями.

Следует заметить, что картина бодрой, полной оптимизма гармонии весенней природы и душевных вибраций, с поразительной точностью схваченная удачливой кистью крота, есть явление чрезвычайно редкое и несомненное нарушение суровых жизненных правил. По сути же она фрагментарна и неустойчива, как карточный замок, готовый в любое мгновение рассыпаться по зеленому сукну усатенькими валетами, безликими семёрками, жеманными красавицами с румянцем во всю щеку и тузом пик.

Потому что летит время.

Летело время…

Нет, так не годится, не могло оно лететь: в названных мирах оно было прочно зажато между началом и концом событий, которые, как нам теперь хорошо известно, приходятся на один и тот же момент. А потому – время дремало.

Однако на всех парусах летела по квинтовому кругу каравелла с чёрным флагом на высокой грот-мачте. Но как непохожа была она на корабль со старинной гравюры, ушедший некогда в плавание с высокогорного плато! Паруса её сплошь залатаны разноцветными лучами неведомых звезд, бушприт от удара параллельных квинт треснул, борта нещадно скрипели, и кормовая надстройка была частично разрушена – белая кобылица повредила её, когда выталкивала своей широкой грудью гибнущее судно из плена цепких водорослей в Сонате Саргассова моря.

Команда держалась молодцом, но приходило порой нехорошее сомнение: квинтовый круг – круг ли? Не есть ли он бесконечная спираль или, хуже того, запутанный древний лабиринт с тупиком вместо выхода?

К счастью, время, зажатое в неудобной позе, устало дремать, зашевелилось, набрало ход, и сомнения разрешились окончательно.

Айдо-Хведо, пестрая змея-радуга, пропустила через кольцо своего тела корабль-странник в Сонату Ужа, за которой вначале была кромешная тьма, затем темнота с дефектом в виде светлой точки; из неё разгорелась межевая звезда Тэль и высветила знакомые созвездия Льва, Близнецов, Девы, Рыб…

Гепард и Вепрь сидели на обочине звёздной дороги и зализывали друг другу ужасные раны, когда мимо прошла каравелла. Они повернули головы и долго смотрели ей вслед пустыми, равнодушными глазами.

Навстречу же судну по тонкой пыли Млечного Пути катился голубенький шарик, смутный, жидковатый, приплюснутый немного: так себе – ординарный космический объект.

* * *

Гавани да будут благословенны! И ещё отчие дома, дружеские очаги, костры в пустой и плоской степи и старый мост, под которым ты ночевал, помнишь ли, путник?

Да будет благословен слипшийся ком земли, приплюснутый немного, где всё это, пахнущее тёплым хлебом, терпким вином, тревогами, есть!