– Читаю. Тут ваше имя, отчество, фамилия, текст…
– Не надо текста. Фамилию читай, по слогам!
– «Бор-нов», – прочитал редактор.
– Ну, прозрел, наконец?
– Нет, ничего не замечаю.
– В фамилии все буквы на месте? – спросил Борнов уже спокойнее и еще раз посмотрел в свою газету.
– Все.
– Хм, теперь я не пойму… Ладно, приезжай ко мне и газету прихвати.
Борнов задумался. Что же получается – опечатка в какой-то части тиража? Видимо, так оно и есть. Значит, все-таки не опечатка, а провокация. Сделано с умыслом – вызвать насмешки, кривотолки, в конечном счете подорвать авторитет накануне выборов.
Он позвал секретаршу и распорядился:
– Соберите свободных курьеров, сектор печати и дайте задание скупить во всех ближайших киосках сегодняшний номер нашей газеты. Это первое. Позвоните, пусть приостановят продажу газеты и рассылку, где успеют. Так. Заведующего печатью – ко мне, вызвать также начальника контроля, чтобы явился с подписанным им номером. Все это срочно.
Секретарша закончила летающим по бумаге карандашом заносить в блокнот распоряжения и подняла глаза.
– Вы просили напомнить, что в двенадцать тридцать совещание директоров. В основном съехались, собираются в малом зале.
Борнов совершенно забыл, что назначил совещание, и теперь недовольно поморщился: какое к черту совещание! Съехались, разъедутся, на то им и выделяются машины.
– Отменить, – распорядился он. – Перенесите на завтра, на такое же время.
«Вот это да! – торжествовал Чертенок. – Вот это заварилось. Сорвать совещание директоров – о таком Чертенку и не мечталось. Директора – люди солидные, заслуженные, и хотя разъедутся безропотно, но про себя да еще перед своими женами перемелют косточки Борнову. Ах, как перемелют! И мною же, чертом, крыть его будут. Хорошо-о».
Первым по вызову явился заведующий печатью Буковкин, сухой, подтянутый мужчина в летах, застегнутый на все пуговички, в темном костюме, как футляр, защелкнутый на хитроумный замок. Это действовало безотказно: всякий посетитель сразу же, с порога, проникался трепетом, настраивался на деловой лад (здесь не место шуткам), прятал, если она только была, радушную улыбку, четко уясняя себе, что такой футляр без особого ключика открыть даже не пытайся.
Молодых не брали в штат Учреждения, преследуя те же цели, и еще потому, что молодому занять пост зама было просто невозможно. Для этого надо было пройти все ступени служебной лестницы, усвоить все хитросплетения управленческой системы, всю казуистику отношений между управляющим и подчиненными, мельчайшие нюансы канцеляризма и прочее, и прочее, на что уходили годы. Беду здесь видели не в отсутствии природного ума и деловой энергичности. Для исполнения существовали специалисты, помощники, консультанты, референты – все те, кто делал дело. В Учреждение подбирали людей, как считалось, наиболее достойных – уравновешенных, холодно спокойных. Несдержанность и открытое раздражение мог себе позволить только руководитель. Но это уж как водится. Всякое ограничение существует для подчиненных, а не для начальника. И ничего тут не поделаешь, так было во все времена: тот, кто творит законы, делает их для себя удобными. А станут неудобными, нетрудно и переменить.
Буковкин протиснулся в двойную начальственную дверь бочком и остановился, не смея без приглашения приблизиться к столу. Он еще не знал, что именно произошло, но переполох, вызванный приказом скупить газету, заставил сжаться в комок и заранее, на всякий случай, сделать виноватое лицо. В руках он предусмотрительно держал свой экземпляр газеты.
– Вызывали? – спросил как можно мягче.
Борнов хмуро взглянул на него.
– Дай-ка твою, – буркнул он.
Стараясь ступать на носки, Буковкин пересек неумеренно просторный кабинет и протянул газету. Борнов тут же проверил написание своей фамилии. Все было в порядке, «н» стояла на своем месте.
– Вот черт! Читай здесь, – ткнул он пальцем в свой экземпляр.
Натренированным глазом Буковкин сразу заметил опечатку и похолодел, затаился на вздохе, готовый к самому худшему. Его вины тут не было, но это еще ни о чем не говорило, ничего не решало. Он хорошо знал, что все решает настроение Борнова, не дай бог попасть под злую руку. В другой раз, вернее в другом месте, наедине с собой и если бы это не касалось его сектора, Буковкин от души расхохотался бы. «Боров» – это прямо из рубрики «Нарочно не придумаешь». Но сейчас вместо смеха подступил испуг.
Буковкин набрался решимости и прямо-таки с искренним возмущением произнес:
– Это что ж такое? Не все буквы на местах!
– Я бы и сам хотел знать, почему не все буквы на местах.
– Но ничего-о, сейчас узнаем, – сказал Борнов, нервно барабаня по столу подушечками пальцев, и Буковкин с облегчением понял, что гроза пронесется мимо.
В это время секретарша начала вносить в кабинет толстые пачки поступающих от курьеров газет, и Чертенок взялся за работу, что называется, засучив рукава.